|
Алексей
Караковский ЛЮБОВЬ
- ЭТО ДОН...
(Миниатюра)
Вообще-то
говоря, я видела реки. Некоторые большие,
некоторые — маленькие, но как-то уж так
мне кажется, что Дон — самый широкий и
длинный. Я поняла это сразу. «Наверное,
любовь — это Дон», — так думала я…
…Полтора
года назад, поздней осенью, ты сказал,
чтобы я уходила, и я ушла. Я привыкла
слушаться тебя. Я была бы тебе хорошей
женой, но ты выбрал другую и прогнал меня…
не понимаю лишь, зачем ты так звал меня
замуж, если она тебе уже тогда нравилась…
ей было так нетрудно быть лучше меня —
когда она молчала…
Я
знаю, я некрасива. И, хотя ты всегда мне
говорил обратное, я уверена, что это не
так. Я же объективно некрасива.
Негармонична. Несовершенна. Неправильна.
И даже — несимметрична. Дело, конечно же,
не только в этом (что там говорить!), но
теперь я уже не попадусь на удочку.
Во
вторник, когда я уже совсем обосновалась
в своей новой, только что снятой
комнатке, ко мне пришёл Первый. Он иногда
заходил и раньше, но ты многозначительно
давал понять, что у Вас с ним какие-то
свои мужские дела, и оставлял меня на
кухне смотреть телевизор — будто мне
было очень интересно знать, о чём вы там
столько времени курите на балконе.
Первый
был подчёркнуто молчалив и сочувственен
— я так и знала, что ему что-то от меня
надо.
—
Ужасно, что любовь недолговечна, —
произнёс он и преглупо уставился в окно.
Кретин.
Быть глупым — значит проявлять
неуважение к собеседнику. Можно,
наверное, уже понимать, не мальчик всё-таки.
—
Отчего же это?
—
Любовь не может длиться долго. Люди
проходят одну и ту же историю
взаимоотношений, устают друг от друга,
расходятся и ищут новых партнёров. И так
— без конца. Так — должно быть.
—
Кому должно?
Первый
замолчал. Он не знал ответов на
непривычные вопросы.
—
Ну… так мир устроен…
—
Ты ничего не знаешь, — перебила его я, —
Любовь не может быть временной, она сама
— время. Заканчивается время —
заканчивается любовь. Понимаешь? Или —
совсем нет?
—
Как это — «заканчивается время»?
—
Очень просто. Вот как у тебя закончится
время? Совсем не представляешь?
Я
схватила из раковины столовый нож и
швырнула его на стол.
—
Твоё личное время закончится
одновременно с твоей жизнью. Значит,
любовь — пожизненна, понятно? Или… если…
она вдруг не ломается…
Признаться,
здесь я и сама удивилась сказанному. Я
никогда не думала, что любовь можно
сломать.
—
То есть — «ломается»? — привычно не
понял Первый и положил столовый нож
обратно в раковину.
—
Любовь ломается, когда останавливается
время. Остановится время — вот и нет
любви, а ты… ты живёшь, — ответила я и
подошла к запотевшему октябрьскому окну.
Похоже, Первый никогда не видел, чтобы
время останавливалось.
Впрочем,
я тоже не могла похвастаться таким
опытом. Время никогда не шутило со мной,
да и, к тому же, я всё ещё немного любила
тебя. Любила ли? Или уже нет? Нет, пожалуй…
ну-ка, ну-ка… нет, совсем нет, нисколько!
Поражённая своим неожиданным открытием,
я обернулась к Первому и увидела мягкое
человеческое пятно, сидящее на кухне за
столом. Пятно не вызывало агрессии, но
источало аромат плоти.
—
Ты — Первый, — уверенно сказала я.
— Я — Первый? —
удивлённо переспросил он. Действительно,
как тут не удивиться, ведь я раньше
никогда не говорила ему, что он — Первый.
—
Да, Первый… — ответила я, — иди сюда…
Он
посмотрел на меня, потом на окно и,
кажется, начал понимать. Не сомневаюсь,
что ему это удавалось без особых
затруднений — ведь я загадала его
желания. Немного смутившись, он подошёл
поближе и спрятал меня в своих нелепых
объятиях. Я уткнулась к нему в плечо и
обняла одной рукой за шею. Этого было
слишком мало и ему, и мне — Первый не мог
не понимать. Потом он осмелел…
И
тогда время остановилось. Как и положено
ему — навсегда. Так что когда Первый,
наконец, ушёл, постепенно появились и
Второй, и Третий, и даже, со временем,
Пятидесятый. Это было уже неважно.
Ничего не менялось в мире, полном покоя и
тьмы.
Любовь
— это Дно…
|
