Алексей
Караковский ЧУДЕСНОЕ
УТРО
(Рассказ, 2001)
Написанное
является плодом болезненного
сновидения. Совпадения с реальными
людьми носят случайный, строго
патопсихологический характер.
Во
всех отношениях сад был восхитителен.
Утреннее солнце мягкой карамелью
лелеяло китайские яблоньки; вдалеке,
указывая дорогу к усадьбе, изо всех
птичьих сил распевал геральдические
гимны одинокий соловей.
Несмотря
на ранний час Валерия Сергеевна и Тамара
Николаевна уже порхали по поляне, изящно
перекидывая ракетками белопёрый
воланчик бадминтона, особенно модного в
этом сезоне. Мужчины же, расположившись
прямо на земле под огромным платаном,
также по-своему находили толк и радость
в наступившем времени суток: дружески
обнявшись, Евгений Евгеньевич и Игорь
Богданович горячо обсуждали мужскую
косметику, завезённую в Петербург
известной французской парикмахершей
Шнейдер; Игорь Борисович, опершись
спиной о вековую мощь дерева, думал о
категорическом императиве.
В
стороне от гостей, на садовой скамейке я
что есть сил прижимал к себе юную
курсистку Люсю. Мы были помолвлены,
очень любили друг друга и подолгу
обсуждали деятельность сестёр
милосердия в Боснии, а также
многообразие методов самоубийства,
приведённых знаменитым Эмилем
Дюркгеймом в последнем его нашумевшем
труде.
Со
стороны посёлка старообрядцев едко
тянуло дымом — это в связи с жаркой
погодой участились случаи самосожжений.
С ветки орешника под ноги Люсе бросилась
белка — маленькая серо-коричневая дрянь
с чёрными идиотскими глазами-бусинками.
Разломав на ладошке подсохший марципан,
Люся принялась кормить животное,
тихонько напевая мотивчик из какой-то
очередной оперетки, подслушанной ей в
одной из камер Московского Камерного
Театра. Откинувшись на скамейку назад, я
смотрел на спину любимой, всем телом
чувствуя немыслимую восторженность
вожделения.
Между
тем, с поляны послышался дамский визг;
свистящий звук летящего воланчика
прекратился. С неохотой и ленью,
запустив остатками марципана в белку, мы
поспешили на звук.
Более
всего на момент нашего появления поляна
напоминала заключительную сцену какой-нибудь
античной трагедии. Евгений Евгеньевич и
Игорь Борисович, всё так же обнявшись,
стояли на краю поляны и с видимым
смятением отводили глаза от окружающих
людей и предметов. Игорь Борисович, с
сожалением прекратив думать о
категорическом императиве, напротив,
выбрал в пространстве одну единственную
точку и стал её смотреть, не обращая
ровным счётом никакого внимания на
застывшую в центре поляны Валерию
Сергеевну с ракеткой в руках.
—
Я не виновата… она сама… упала… —
пробормотала Валерия Сергеевна, и лишь
тогда мы заметили лежащую на земле
мёртвую Тамару Николаевну.
Воцарилась
какая-то нехорошая тишина, нарушаемая
лишь работающей в соседней Башкирии
бурильной установкой.
—
Может быть, вызвать врача? — наконец,
предложила Люся.
—
Увы… уже поздно… — пробормотала
Валерия Сергеевна и погладила каблуком
по голове лежащий под ногами труп.
Тамара Николаевна была мертва, как
никогда.
—
Мертва, — подытожил Игорь Богданович и,
не найдя взгляду какой-либо опоры или
применения, принялся переводить глаза с
одной женщины на другую, широко открывая
рот и тяжело дыша.
—
Но ведь надо что-то делать! — тонко
взвизгнула Люся, — когда люди умирают,
обязательно надо что-то делать!
Ответом
ей было смущённое молчание взрослых —
ни они, ни пятнадцатилетняя Люся никогда
прежде не имели дела с трупами.
—
Надо защитить тело от разложения, —
веско заметил Игорь Борисович.
—
Как? — логично спросил Евгений
Евгеньевич, не переставая обнимать
Игоря Богдановича, но ответа не услышал,
ибо Игорь Борисович, по обыкновению,
развернул взгляд вглубь себя и вновь
принялся размышлять о категорическом
императиве.
Было
решено опустить мёртвую Тамару
Николаевну в проточную воду и позвать
плотника Платона, чтобы тот сколотил
гроб и вырыл могилу. Сняв с Евгения
Евгеньевича шляпу, бросили жребий:
получилось, что идти за плотником будет
Люся, опускать тело в ручей — Игорь
Борисович, а молиться за благополучный
исход дела и упокой души рабы Божьей
Тамары — Валерия Сергеевна. Аккуратно
взяв на руки мёртвую Тамару Николаевну,
Игорь Борисович исполнил намеченное,
после чего Люся побежала к усадьбе,
Валерия Сергеевна забилась в
религиозном экстазе, а Евгений
Евгеньевич и Игорь Борисович нашли
взглядами друг друга и застыли в хрупкой
попытке равновесия.
Запыхавшаяся
Люся прибежала без плотника, но зато с
лопатой.
—
Ну? — строго вопросил Игорь Борисович.
—
Ах, вы не представляете даже, —
запричитала Люся, — Платон сказал, что
сегодня у него шаббат, и работать он не
может!
—
А Архип?
—
И Архип.
—
А Иосиф?
—
И Иосиф. Вы знаете, Платон мне ещё сказал,
что шаббат наступает у всех евреев
одновременно, и работать тогда не может
никто.
Словно
подтверждая слова Платона, шаловливый
ветер донёс звуки пьяных песен, без
сомнения, распеваемых в еврейских
поселениях на правом берегу реки
Клязьмы.
—
Значит, будем копать сами, — решил Игорь
Борисович, — я где-то слышал, что глубина
могилы должна содержать в себе два
кубических метра почвы.
Игорь
Богданович с некоторым сомнением
посмотрел на Игоря Борисовича. Копать
так много ему явно не хотелось.
—
Думаю, господа, — обвёл он глазами
присутствующих, — для нашей миниатюрной
Тамары Николаевны и одного кубометра
вполне хватит.
Эта
идея не вызвала поддержки Игоря
Борисовича, хотевшего во что бы то ни
стало настоять на своём, но ему, как
всегда, мешали врождённый такт и
великодушное почтение к наступившей
неизбежности вечного.
—
Господа, — вступила в разговор Валерия
Сергеевна, — но ведь это же ненаучно. В
наш просвещённый век можно было бы уже
догадаться, что для сокращения объёма
работ необходимо естественное
углубление почвы!
—
Точно, — согласился я, — я как раз вчера
видел Платона, роющего яму возле садовой
ограды…
—
Да, — неожиданно гнусаво объяснил
Евгений Евгеньевич, — я попросил его
закопать съестные отбросы. Но до
наступления этого своего шаббата он
успел только вырыть яму!..
На
инспекцию углубления отправились Игорь
Борисович и Игорь Богданович; яма вполне
подходила. Взяв лопату, Евгений
Евгеньевич принялся обрабатывать края,
Игорь Богданович уставился взглядом
вглубь ямы, а Валерия Сергеевна
засуетилась и стала мешать Игорю
Борисовичу думать о категорическом
императиве.
—
Значит, без гроба будем хоронить? —
заинтересованно защебетала она.
Игорь
Борисович поднял очи и смерил Валерию
Сергеевну взглядом, полным
презрительного сострадания.
—
Отбросьте условности, — веско ответил
он, — Тамара Николаевна движется
кратчайшим путём к Господу нашему, а Вы
— нет…
Не
желающая немедленно умирать, Валерия
Сергеевна неожиданно вспомнила, что на
похоронах обычно оплакивают умерших, и с
громким воем уткнулась в Люсино плечо.
—
Конечно, нужно священника, —
полувопросительно начал Игорь
Богданович, но тотчас вспомнил, что
шаббат ещё не закончился, а Лев
Семёнович уехал в Киев на конференцию
православных священнослужителей России
по вопросам дефлорации и вивисекции.
—
Я сказал, отбросьте условности, —
повторил Игорь Борисович и отошёл на два
шага от ямы, чтобы полностью охватить
глазами творение. Яма была хороша.
—
Отличная работа… хоть самому ложись… —
начал было Евгений Евгеньевич, но осёкся.
—
Это Вы всегда успеете, — ответил Игорь
Борисович и посмотрел на Евгения
Евгеньевича так, что тот сам побежал к
ручью за трупом.
Мёртвую
Тамару Николаевну положили на дно
могилы, установив тело так, чтобы оно
занимало как можно меньше места.
—
Ну, я думаю, речей произносить не будем,
— произнёс Игорь Борисович и первый
бросил горсть земли на тело погибшей. За
ним последовали и остальные.
Отработанного
грунта не хватило, чтобы полностью
заполнить яму, и вместо привычного
холмика на раскисшей после дождя земле
осталась неопределённой формы
продолговатая вмятина.
—
Не забудьте завтра сказать Платону, —
обратился ко мне Игорь Борисович, —
чтобы он хотя бы догадался крест
приладить.
—
А если я не найду это место? —
забеспокоился я.
—
Найдёте. Тело лежит головой налево, —
успокаивающе произнёс Игорь Борисович и
воткнул в указанном фрагменте почвы
бадминтонную ракетку.
Я
понимающе кивнул, и все отправились
обратно на поляну, тем более, что утро
было чудесным, а до обеда оставалось ещё
полтора часа променада. Игорь Борисович
вернулся под платан, чтобы продолжать
размышления о категорическом
императиве; Евгений Евгеньевич и Игорь
Богданович, снова обнявшись, стали
обсуждать новые формы церебрального
полураспада, открытые недавно
выдающимся русским схоластом
Пустовойтовым; а мы с Люсей вернулись на
скамейку для дальнейшей дискуссии о
вопиющем принудительном
индульгировании рядовых членов
католической ложи святого Когана,
обитающих в профилактории неподалёку.
Неуютно себя чувствовала лишь Валерия
Сергеевна, бессмысленно пересекающая
поляну из стороны в сторону, обратно и
перпендикулярно по отношению к обоим
направлениям.
—
Господа! Не угодно ли в бадминтон? —
вопросила она, обращаясь ко всем сразу и
ни к кому по отдельности.
Было
слышно, как в еврейских поселениях на
правом берегу реки Клязьмы звуки «Хава
Нагила» сменились на «Боже, царя храни!»…
|