ГЛАВНАЯ

Николай Андреевич Коллега

ОТЕЦ ВАСИЛИЙ

(Рассказ)

Дорогой мой читатель! Уж если ты открыл этот рассказ, то ответь мне на один вопрос. Скажи, тебе приходилось видеть рыбака-грузина? То-то же! А я видел и даже рыбачил с ним! Хочешь, познакомлю? Ну, тогда слушай…

Зовут его Жвания Гия Есебович, сейчас ему пятьдесят три года, низкого роста, полноты солидной, приятной для человека его национальности. В семидесятые годы, сразу после службы в Армии, привела его святая мечта об автомобиле Волга, на строительство Байкало-Амурской магистрали.

Будучи шофером, трудился Гия на самых ответственных участках, начиная от простого шофера старенького УАЗика , до водителя нового УАЗА, на котором он возил начальника снабжения всей стройки!

Несчетное множество раз вывозил Жвания начальственные телеса на пикники. На природе начальство кушало шашлыки, пило водку и говорило про женщин и охоту. Гия, приготовив шашлык, незаметно удалялся с глаз всевидящих и от безделья приобщался к рыбалке. В багажнике его машины всегда была раскладная удочка, червя можно было копнуть под любым кустом в тайге. А уж рыбы, за то время пока руководители боролись с пьянством, было выловлено неимоверное количество, от ерша до солидного красавца тайменя.

За семь лет ударного труда заработал Жвания талон на «Волгу», денег, которых хватило бы еще на две машины, и уехал в свою Абхазию. Выращивать и продавать мандарины Гия не умел и не хотел, поэтому деньги кончились через восемь месяцев. Машина была продана в знак справедливого удовлетворения потребностей многочисленных родственников, и на последние гроши купил Жвания билет в край сибирский, северный. Трудовую деятельность на новом месте Гия начал с того, что женился на скромной диспетчерше автобазы. Избранницу звали Валентиной, была она хороша телом и спокойна нравом. Через год родился сын, еще через два дочь. Так пустил Гия свои корни в среднем Приобье.

Я познакомился с ним лет семь назад, когда вместе с женой приехал к её родителям в город на Оби. Тесть мой и теща жили в «старом городе», у них был свой домик, рубленный из бревен. Отец моей жены, Василий Егорович, был из кержаков, из староверов. С годами из него все кержацкие штучки улетучились, остался лишь говор, который походил на говор волжан, в каждом слове он отдавал предпочтение букве «о». За это его прозвали «отцом Василием». Наверное, имелось ввиду сходство его произношения с проповедью церковнослужителя. Человек он был хоть и не шибко грамотный, но мудрый от природы, спокойный и честный. В свои, далеко уже не молодые годы, был он подвижным, крепким и отношение к спиртному имел философское.

— Пока в Росси есть водка, говорил отец Василий, у нас не будет голода.

— Почему? – спрашивал я.

— Потому, что водку гонят из пшеницы! Если есть водка, есть пшеница! Есть пшеница, значит, есть крестьяне! А есть крестьяне – будет масло, мясо и сало! А какой же голод, если есть сало?

— А если неурожай, засуха, скажем? – подзадоривал я

— Значит, будем гнать самогон!

Допьяна он никогда не напивался, а находился в постоянном подпитии. Был улыбчив, со всеми соглашался, но при этом, как говорится, был сам себе на уме. Любил подшутить, в этом для него авторитетов не было. Он мог разыграть любого.

И вот, в один из приездов, Василий Егорович обратился ко мне с предложением.

— А что сын мой, не хочешь ли ты порыбачить благородной рыбы?

— Это какой?

— Нельмы, однако.

— Что за вопрос? Конечно, хочу!

— Тогда готовься на пятницу. Возьми на себя тушенку и водочку.

— Сколько брать?

— Тушенки много не бери, еще не очень холодно, а она в тепле долго не хранится если не съедим пропадет, а вот водочки можешь брать хоть сколько.

— А сколько это: «хоть сколько»?

— Так, козе понятно, что не меньше десяти бутылок!

— Однако! удивился я.

— Я же говорю, что не пропадет, даже хоть двадцать бутылок!

Если сейчас не выпьем, то на следующий год вы с Любаней приедете, а водки-то и покупать не нужно будет! Вот она стоит с прошлого года! Она ж не пропадает! Не то, что тушенка. Да и вам экономия, цены-то растут!

Водки я, конечно купил. Взял десять бутылок, наивно полагая, что спрячет Василий Егорович её где-то в дровяннике и хватит ему надолго.

В четверг вечером собрали мы с ним все необходимое в багажник его старенького «Москвича». Чего мы туда только не напихали: Три длиннющие рыбацкие сети, которые назывались провязами, два топора, чайник, кастрюли, овчинные тулупы, три фонарика, брезентовый тент, размером не меньше волейбольного поля, две пары резиновых сапог, несколько пустых мешков из-под сахара, и наконец, огромный фанерный ящик с ручками для двоих человек, с провиантом. Ящик мы привязали сверху Москвича на багажнике.

— Зачем так много набираем? – поинтересовался я

— На реке такой закон едешь на день, собирайся на год!

Выехали в пятницу рано утром, часа в три. Ехать оказалось не далеко, минут через десять были на берегу Оби.

— Опаздывает Гия, забеспокоился Василий Егорович.

— А почему Гия? Он что, нерусский?

— Нет, он грузин, но в рыбалке любого русского заткнет за пояс..

— Что, такой спец?

— Спец не спец, а может пить не пьянея и разговоры жизненные рассказывать. А на рыбалке, поверь, это не мало.

— Да ну? не поверил я.

— Сам увидишь…

Наконец, показались огни фар грузовика, который тащил на специальной тележке большую лодку, даже не лодку, а катер, на борту которого было написано «АМУР-М». Самосвал затолкал катер в воду, и когда тот всплыл , вытащил из под него тележку. Я стоял в стороне и из-за незнания, никакого участия в спуске катера на воду не принимал. Это делали мой тесть, невысокий, толстый и усатый хозяин катера, и подросток, сын этого Гии. Грузовик повез телегу обратно, а мы перетащили из Москвича весь наш скарб в катер. Когда все было уложено, тесть отдал ключи от машины подростку и тот уехал. По команде грузина мы заняли места в Амуре и развернувшись , катер устремились в темноту. Минуты через три грузин заглушил двигатель и повернувшись к тестю, скомандовал

— Давай!

Василий Егорович как-то скоро, вроде бы давно ждал этой команды, достал из ящика бутылку водки, три кружки и большую луковицу. Грузин открыл водку, тесть порезал лук, и больше чем полбутылки Гия разлил по кружкам.

— А запить нечем? – я не мог пить водку, не запивая.

— Так вон за бортом воды-то сколько кивнул отец Василий.

Меня передернуло, но выглядеть нежинкой не хотелось. Я цедил водку сквозь зубы дольше всех и не успев набрать воды из Оби, увидел протянутую мне руку.

— Гия, представился грузин, можно просто, Гриша.

— Андрей, выдавил я задыхаясь.

Мы пожали друг другу руки. Мои пальцы слиплись…

— Очень приятно, выдавил я.

— Зачем так говоришь, что мы не мужики? – Гриша кивнул на порезанную луковицу, ты, старик, закусывай….

— Спасибо, я взял кусочек и понюхал… После водки лук был слаще меда.

Погода была тихая, теплая, и наш катер плавно несло течением. Отсюда, с реки, спящий город казался тихим и совсем небольшим. Мы допили бутылку водки, закусили остатками лука, и закурили. У меня в желудке запекло, в голове зашумело…

— А почему мы луком, а не колбасой закусываем? поинтересовался я, там ведь и сало, и картошка, да и тушенка есть!

— Э-э-э, паря! Первую как раз луком и нужно закусывать. Лук гасит

водку! тесть поднял палец вверх. Ведь река пьяных не любит! Бывает такое завернет, что и трезвому впору креститься… А ты говоришь – сало. Реку уважать надо!

— Ясно, согласился я, вообщем-то, ничего не поняв.

— Отец Василий прав! – подтвердил Гриша, завел двигатель, и мы поплыли навстречу течению, нельме, и темноте. Чем дальше мы удалялись от города, тем темнее становилось вокруг. Лишь на самом горизонте угадывались очертания берегов. Изредка Василий Егорович брал мощный прожектор, подключенный к аккумулятору, и светил им вокруг лодки. Так он обозначал наше местоположение на воде для таких же, как он говорил «болезных», как мы сами. Болезных, рекой, рыбалкой, природой.

Ехали долго. С двумя остановками, барахлил двигатель, и наконец, часов через пять мы вышли на берег Тром-Егана и оказались в Шишкинском «сосновом бору». Место называлось «Касьяновский песок». Сзади нас осталась Бабина протока, вдалеке виднелся Олений остров, а прямо напротив нашего берега, начиналась протока Лагерма. Не названия, а песни!!! Здесь переплелись в удивительный узор хантыйские названия рек и озер с красотой русского слова, его напевностью и мелодичностью. У Барсучьего острова, например, начиналась протока Березовая, которая впадала в озеро Ульт-Ягун. Красота!!!

Наш стан представлял собою полуизбу-полуземлянку, стоящую на высоком месте, среди кедрача. Внутри была печка-буржуйка, довольно большой настил, покрытый сеном, и стол.

Мы перетащили вещи, развели рядом с избушкой костер и принялись «перебирать провязы» готовить к рыбалке сети. Занятие это довольно долгое и нудное, мы потратили на него около часа. Работали молча, лишь изредка Василий Егорович обращался то ко мне, то к Гии со словами:

— Ничё, паря-ванча, главное чтобы погода не подвела.

Вначале, грузин показался мне типом мрачным, нелюдимым и не разговорчивым. Он работал сдвинув брови, всем своим видом выказывал некоторое пренебрежение, особенно ко мне.

— Что он такой надутый? – спросил я у Василия Егоровича.

— Паря-ванча, да Бог с тобой! Вовсе он не надутый! Это Гриша думу думает, и чем дольше думает, тем умнее скажет…

— А-а-а!!! Вон оно что! Ну-ну! и я стал ждать умных мыслей.

Обедали в сухомятку, уху не варили — не клевало.

— Вот ведь загадка природы какая, я решил поделиться своими познаниями в рыбалке, вроде бы и речка одна и та же, и погода одинаковая, а бывает так, что утром клюет, а вечером нет!

— Старик, зачем говоришь «загадка»? Гия закурил сигарету, и посмотрел мимо меня. Никакой загадки нет! Утром рыба кушать не хотела, вот и не клевала, а к вечеру проголодалась! Так, что, это не загадка! Загадка в другом! Вот, возьмем, к примеру, Гудаутскую конфетную фабрику: в конфете дырки нет, а внутри повидло! Как он туда попал?

— Во-о-о-о-т оно!!! Отец Василий подмигнул мне и с загадочным видом произнес:

— Это тебе, паря-ванча, не аппендициты свои вырезать, тут посерьезнее будет.

— Да…. – я даже не нашелся что ответить…

— А ты, старик, кем работаешь? Гриша поудобнее устроился у костра.

— Зав. отделением, я тоже, предчувствуя интересный разговор, закурил.

— У нас на БАМе тоже одному делали операцию, так ножницы в животе забыли… Посадили пять лет дали.

— Кого, хирурга? эту байку я знал давно.

— Да! Пьяный был… лыко не вязал. Я его маму имел, Гия выпустил дым колечками.

— А как же тот, у которого ножницы в пузе забыли? отец Василий хитро прищурился…

— Выжил! У него ножницы сами через год вышли.

— Откуда, неужели из …

— Нет. Возле пупка сделалась дырка, и оттуда вылезли ножницы. Крепкий мужик был. Я с ним на медведя ходил.

Василий Егорович подзадоривал:

— Гия, что-то ты, паря, про медведя не рассказывал…Неужели завалили?

— Нет! Я его стоя зарезал. У напарника патрон заклинило, так миша на него и кинулся. До сих пор не пойму, как я успел нож из рукава достать?

— А разве у тебя своего ружья не было? тесть продолжал заводить Гришу.

— Было, только если бы я начал его снимать с плеча, заряжать, целиться, моего напарника уже давно в живых бы не было. А так, я сразу тесак выхватил и прям в сердце, к-а-а-а-к дал! Я его потом еще часа полтора добивал, живучий гад оказался. На пол тонны потянул. И мясо не старое, розовое. Мы два дня его из тайги выносили. Я его маму имел!

— Да! Отменная, однако, у вас там охота была! – тесть восхищался очень по настоящему.

— Кому как, а лично я, никогда пустым с охоты не приходил. А ты, старик, не охотник? – Гриша впервые посмотрел на меня в упор.

— Да, как сказать? И ружье вроде бы есть, и взносы плачу, а кроме зайца ничего больше и не добывал. Хотя вру, как-то уток, на Дону стреляли. Выпили спиртику и давай по уткам палить… Втроем, четверых уток подстрелили.

— А изюбра охотился? Гия явно решил блеснуть своими познаниями.

— Нет, что ты! Я и не видел его никогда… Даже не знаю, что это за зверь я признал его превосходство полностью. Как выяснилось через много лет, именно это мое признание и заставило Гришу проникнуться ко мне уважением.

Время было послеобеденное, солнышко готовилось на покой.

— Ну что, дети мои! – отец Василий встал, потянулся, — пойдем подремаем? Ночью погода вроде обещается… Поплаваем. Я думаю, нельмушка должна быть! Федор Иванович, братка моей старухи, говорил, что его парни уже нельмушку привозили. Даст Бог и нам посчастит…

Они с Гришей пошли спать в избушку, а я лег у костра, постелив толстый, овчинный полушубок. Минут через двадцать мне тоже пришлось перебраться к ним комары — одолели!

Проснулся я первый, на улице было темно. Спустился к реке, умылся. Ваккурат к закипающему чайнику показался отец Василий.

— Здорово ночевали! Он присел к костру, прикурил от головешки. – А ты что так мало спал? Тоже, поди, от Гришиного храпа проснулся?

— Нет, я к этому делу спокойно отношусь.

— А я который год с ним рыбачу, а привыкнуть не могу, шибко храпом донимает, подлец! Ты видел, как он засыпал?

— Нет, когда я в землянку зашел, вы уже спали.

— В следующий раз обрати внимание, он сначала начинает храпеть, а уж потом закрывает глаза и ложится. Сдается мне, что у него в голове выключатель! Если его вниз нажать сразу уснёт, вверх проснулся. Правда, вверх часто заедает, не срабатывает. Бывает, что и подниму его, и с избы выйдем, а он всё храпит! И так до тех пор, пока рюмку водки не поднесу. Да, что тут говорить, ты сам увидишь!

Я заварил чай высыпал в литровую банку пол пачки индийского чая, залил кипятком и накрыл полой полушубка. Было уже совсем темно, на небе появлялись первые звезды.

— Ну, что, сын мой, готовь закусить, а я пойду поднимать «медвежатника».

За то время, пока тесть будил Гришу, я успел нарезать хлеб, колбасу, почистить лук. Когда они появились, я убедился, что отец Василий был прав, сидя за столом у костра, грузин время от времени начинал громко храпеть, при этом вздрагивал, будто сам себя пугался.

— Ну, что, паря-ванча, наливай? Тесть открыл бутылку и протянул мне у тебя рука точная, набитая! Я не стал уточнять, что он имеет виду скальпель, или стакан.

— Всю за раз разливать? Я не знал их порядков.

— За раз, однако, многовато будет дели на два.

Когда допили водку, я решил, что Гия проснулся окончательно: он перестал храпеть и спросил сколько времени. Приближалась полночь. Наливая чай в кружку, он понюхал заварку и высказал мнение о том, что индийский чай не имеет никакого аромата, потому что его разучились делать, и он теперь дерьмо.

— Сейчас грузинский чай считается лучшим в мире, гордо заявил Гия. Особенно вкусный и ароматный чай Зугдидской фабрики, в нем совсем нет опилок! Я не согласился, сославшись на вековые традиции чаеводов Индии.

— Старик, ты не знаешь этих индейцев! От них всего можно ожидать… Я их маму имел! А насчет аромата можешь спросить своего тестя, он тебе скажет.

— Я вам, сыны мои, насчет запаха так скажу! Пока в кружку чая пару ложек сахара не сыпанешь никакого аромату! Какой бы чай ни был хоть индийский, хоть грузинский!

Я согласился, Гриша промолчал.

— Ну что, паря, с Богом?

Сеть уложили сверху брезента на носу лодки и на веслах отплыли от берега. Греб грузин, я сидел в самой корме, приглядывался, учился. Суть рыбалки сводилась к следующему нам нужно было выбросить сеть строго поперек реки и следить за тем, чтобы она плыла ровно, а не складывалась в узор, о котором отец Василий говорил: «как бык поссал на пыльной дороге». Дали погрести и мне. Тесть командовал:

— …немного попусти, та-а-ак … Табань… Отдохни чуток… Попускай… Натяни, видишь, пузом пошла? он светил мощным прожектором на поплавки, следил, чтобы сеть шла ровно. В руках он держал длинную веревку, на дальнем конце которой, была привязана сеть, и посредством которой мы управляли плавом. Когда в сеть попадалась рыба веревка дергалась и по характеру рывков, можно было судить о том, какая рыба попалась.

— О!!! Язек залетел, внизу ударил…— тесть переводил на человеческий язык то, что рассказывала ему веревка. – А это…. По моему, нельмушка попалась… Нет, щука, однако! Долго дергает… Нельма она чем больше размером и жирнее тем дохлее. Когда в сеть залетит, дернется, и еще раз, когда в лодку ее поднимаешь, и всё сдохла. А щука так она будет еще час на берегу прыгать… Живучая, каналья, как Гришин медведь. Даже в темноте я видел, как тесть ухмыляется.

К шести часам утра мы нарыбачили четыре нельмы килограмма по три, десятка два крупных язей и дюжину щук. По словам моих наставников, улов был средненьким ни то что бы очень, но и не совсем, чтобы уж…

Проснулись после обеда от ружейных выстрелов. У нашего костра резвились четверо крепких, хорошо выпивших парней. Они подбрасывали вверх пустые бутылки, консервные банки, Гришину вязаную шапочку, и палили по этим предметам из пятизарядного ружья. Гия перестал храпеть, еще не проснувшись.

— Ну чё, мужики, гусь идет? – парень с ружьем был крепко выпившим.

— Конечно идет! Куда же ему деться тесть вылез из избы, я следом

за ним. Только, тут мы его уже шугнули, а вот километров пять выше по Тармагану там, да!!! Там его тьма! Нынче вечером сам видел, как туда три косяка опустилось. Там у них кормовые озера и если вы успеете застолбить место, то гуся возьмете немеряно.

Через минуту их лодка, под двумя моторами, резво уходила вверх по реке. Из избы вылез Гия.

— А я слышу: стреляют, я пока встал, пока нож в рукав засунул, ты их уже и отправил. Я их маму имел!

— А там что, действительно гусь есть? спросил я тестя

— А куда же ему деться? Там он весь и сидит, их ждет.

Мы перебрали сеть, сварили ведро ухи из голов нельмы и присели у костерка. Холодало. Ветер сменился на северный, стал колючим. За ночь мы смогли сделать всего один плав, добыли одну нельму килограммов на семь, и около десятка язей. Не смотря на такую погоду, сверху реки слышались выстрелы.

— Парни гуся давят, выпив по третьему заходу водочки, предположил Гриша.

— Неужели они что-то в такой темноте видят? мне не верилось, что в такую погоду можно было охотиться.

— Э-э-э-э, паря-ванча, это ты в такую погоду хрен что разглядишь, а они видят все, даже гуся!

— Так там, что, дичи нет??? у меня мелькнула смутная догадка.

— Так, а откудова ей там взяться??? Там болото, а гусь на болото не садится, это тебе не утка!

— А вдруг вернутся? предположил я.

— Значит, угостят нас гусятиной, засмеялся тесть.

— Я их маму имел, напомнил Гриша.

Светало. Ветер стихал, а мы открыли третью бутылку водки. Как ни странно, но никто из нас не был пьян. Жирная уха, свежий воздух пей, хоть залейся, а не опьянеешь! Каждый из нас переживал сейчас те прекрасные минуты, когда все друг друга уважают, но вслух об этом еще не спрашивают. Отец Василий раскрутил Гию на рассказ о том, как тот «бухал» с космонавтами. Гия увлекся, его «несло».

— Когда они приземлялись, то ехали сразу ко мне в баню! Да!!! У меня была парилка на всем БАМе такой ни у кого больше не было! Я в ней до трехсот градусов температуру нагонял. В тот раз их было трое, я их маму имел! Фамилий не помню, но точно знаю, что не Гагарин. Ихняя ракета упала на парашюте метров триста от моей бани! Они только вылезли, я сразу узнал одного. Фамилии не помню, но точно знаю, что не Гагарин. Он меня тоже узнал уже не первый раз летал, мы сразу обнялись, и бац! прям в баню. Они даже в Москву не стали звонить, что прилетели. Сразу в парилку и я, конечно, с ними. После первого захода по стакану коньяку влили, но ни в одном глазу!

— А коньяк грузинский или армянский? попытался уточнить отец Василий.

— Точно название не помню, но знаю, что у них с собой ящик был. По— моему, американский коньяк. Я точно помню, что на бутылке по ихнему было написано «белый орел». У меня, помню, собралось всё начальство: и начальник строительства, и зам. по снабжению, даже, помню, начальник автоколонны был. Я его маму имел! В общем, все были! Да!!! Доложу я тебе отец, они и пьют… Даже я пьянеть начал, а у них ни в одном глазу! Да!!! А что ты хочешь? Ты знаешь как их там тренируют? Ужас! Крутят на разных качелях, центрифугах, еще на чем-то… И там у них такой порядок если ты не обблевался, то запускают без разговора. А если не выдержал сразу белый билет и живи, как хочешь!

Было совсем светло, ветер утих, и в разрывах тумана показалась лодка, которая плыла сверху по течению, в ней никого не было видно. Отец Василий с Гришей завели Амур, выловили лодку и подтащили её к берегу.

В ней, совершенно раздетый, в одних трусах и в резиновых сапогах, лежал один из вчерашних горе-охотников. Он был синий, местами даже фиолетовый

— Труп? – спросил я

— Да вроде дышит.

— Я его маму имел.

Мы отнесли его в избушку, затопили буржуйку, укрыли парня полушубком и сами тоже прилегли подремать.

— Вот бедолага, заключил тесть— переохотился.

Мы уснули не раздеваясь. Жвания спал с ножом в рукаве, поэтому не храпел.

Проснулись после обеда, почти одновременно. Парень сидел обхватив колени руками и тупо озирался. Наконец, пересохшими губами, шепотом, он спросил:

— А где все?

— Кто, все? уточнил отец Василий

— Ну, это… как его… Подранок, Буров, Колян.

— А кто такой подранок?

— Лёха, в РММ работает.

— Работал твой Леха в РММ, работал… тесть с серьезным видом

пытался прикурить от полешки в буржуйке.

— Как это, работал, уже в полный голос спросил парень?

— Застрелил ты, паря, своего Леху! – тесть по-прежнему был очень

серьезен, не помнишь, что ли?

— Не может быть! – парень снова перешел на шепот.

— Ну, Леху-то ладно, он все равно подранок. А вот, зачем ты остальных завалил?

— Как это? одними губами спросил парень?

— В упор, паря, в упор, сразу с двух стволов.

— Так это…как его… Ружье одностволка была, пятизарядка парня начинал бить мелкий озноб.

— Не знаю, не знаю, тебе видней из чего ты стрелял.

— А что теперь будет?

— Перестань, прекратил я спектакль, так мастерски разыгранный тестем, — ты видишь, что у него нервный припадок начинается? Гия, налей ему граммов сто, не больше.

— Ладно, паря-ванча, расплылся в улыбке отец Василий, пошутил я! Не бери в голову. Гусей-то вы настреляли?

Мы отвезли нашего гостя к его товарищам, которые спали богатырским сном вокруг погасшего костра. Первым делом мы осмотрели их стан в поисках ружья. Его нигде не было. В погасшем костре угадывались фрагменты сгоревшей одежды рукав куртки, кусок брюк. Рядом с костром лежал совершенно целый шерстяной носок.

— Вспомнил! Я вспомнил, завопил парень, я упал в воду и повесил сушить одежду… Да!!! Я ружье упустил и пытался его достать…

— А в каком месте?

Парень обвел взглядом метров триста берега и сказал:

— Где-то здесь.

— Я его маму имел! Гриша сделал комплимент маме горе-охотника.

— А гуси где? – не вытерпел отец Василий.

— Не знаю, наверное улетели.

— А были?

— Вроде были…

— То-то же! тесть повернулся ко мне с упреком, а ты говоришь, что гусь на болото не садится. Садится! И еще как садится!

Мы пробыли на реке пять суток. Моя водка закончилась на четвертый день. Когда мы уже собирались уезжать, к нашему берегу причалили две лодки. В одной были знакомые тестя бородатый, крепкий старик с двумя сыновьями.

— А что, Васятко, хорошо порыбалил?

— Взял маленько, только две ночи коту под хвост, погода не дала

поплавать.

— Крупная нынче нельма?

— Да я крупную не брал, старался среднюю, муксунку…

—  Пошто крупную не брал? Не попадалась?

— Попадала, да я её выпускал, у ней голова не прожаривается.

— Да ты что? Лучше бы мне отдал!

— Дак, откудова я знал, что ты приедешь? Если б знал, то конечно…

И даже я, глядя на своего тестя, с трудом верил, что он говорит неправду.

Назад плыли долго, против волны и ветра. Два мешка с нельмой мы положили по бортам, в каждый положили по тяжелому камню на случай встречи с рыбохраной. Но в этот раз судьба была к нам благосклонна. Когда до города оставалось минут десять ходу, Василий Егорович подмигнул мне, и, обращаясь к Грише, помечтал:

— Вот бы сейчас коньячку, грамм по сто, а? Американского!

— Я его маму имел!

Напишите автору