Sonoro in silentium
(lacrimosa)
ДОВЕРЯЙТЕ
НАСЛАЖДЕНИЮ... (О ПОЭЗИИ Ю. ТЕЛЕШОВОЙ)
(Аналитическая статья )
Модерн? Сегодня о нём!
Когда-то, дай мне Бог памяти, я сказал, что мы - слова, а смыслы все за нами...
Теперь мне - воистину - пришлось это испытать на себе.
Недавно я на сайте Стихи.ру нашёл занятный стих - не важно чей - Фреска. Там предо мною
раздирался на части Клод Ашиль - это как если бы в вас вторглись и один из органов заставили
работать на другого человека. Но тут же это и прекрасно: не в том, чтобы работать и работу отдавать
пришедшему, а том, чтобы быть соучастником, если вы меня понимаете?..
Итак, о чём я? О творчестве одного из авторов этого сайта, да и не только этого, хотя - конечно - жаль, что немногих...
О слове. Кем вы считаете слово? - вот что бы я хотел сказать этому автору. Что вы, Юлия Телешова, о нём думаете?
Одно точно о нём можно сказать: оно - это сосуд для того, кто отправляется за водой, для того, кто знает путь. А что тогда делать с пустыми словами, коих так много развелось, - и нет от них проку?
Автор предлагает нам в каждом - в любом (или почти) своём
сочинении разобраться в этом. Она предлагает ... А что? То ли отдать должное словам, то ли забыть о них - и
предаться только наслаждению от чувств? Стоит ли говорить, что истинное удовольствие можно получить только от чувств, заложенных в слова, а от самих слов - нет никакого проку, когда они донесли, не расплескав, всё то, что в
них было налито? Я для того и вспомнил Дебюсси как пример того, как можно забыть о тех, кто несёт нам что-то, и видеть только изнутреннее...
О необходимости разделения такого я оставляю вопрос открытым - для автора и для читающих.
Два голоса
Быть может, не два, а один. Пока. Она? Почему она не вступает, а она - лишь третье в диалоге? Отчего голос её (через авторский. Авторский ли?) прерывается так резко? Почему автор отводит себе
место, вдруг опустевшее и замолившее о человеке?
Почему автору необходимо в конечном итоге примирение с отчуждением всего лишь за мгновения присутствия - и так от горя к горю, от всплеска к
всплеску шумного моря чужой, но не чуждой души? Автор никогда не борется! Почему? Не с кем?.. Будто нет никого, нет вокруг существования, а только Я и ТЫ, и даже эта ОНА - только предлог для НАС.
Но всё же борьба есть: она не там, где по ком-то болит душа, а там, где душа болит для кого-то...
Заметьте, всё ломается, когда звучит напоминание об обещании. Диалог, опять сливавшийся, снова разрывается чем-то. А знаете ли вы, что снится тем листьям, под снегом? Они, доверившись новому - но такому знакомому - теплу, думают, что вновь наступило лето, что они не зря падали - теперь вновь - они его
сдержали - лето струится и нежится в пальцах. Им кажется, что так же бегут небеса, что ветер - которого под снегом изображает замёрзший воздух - снова играется с ними, не собираясь
ломаться, говоря "прощай" каждый раз, ибо нет прощания у ветра - а только встречи. Им мерещатся дали и звёзды... но вдруг им покажется дождь - его
изображает ручеёк, который принесён весной, - и они
сквозь прогалину, сквозь окошко в пространство увидят новые почки, новые листья. Небо не им улыбнётся... может, и вот так наступает смерть.
Все ли ждут появления чуда, что бы совершить маленький поступок? Кто-то да, а кто-то нет. Но та нота - самая высокая нота чуда, - когда ты можешь оторваться от себя и примкнуть к другому, где она?
Её возможно наиграть, чтобы слетелись птицы, голуби, что приносят себя в жертву тому Граалю?
Автору удаётся показать переплетенье догадки о чуде - это когда чудо чувствуется, но ищется совсем не там, - и настоящего чуда: если соединяются... На вопрос автора я бы ответил, что драконы - это
для себя, а номер - для другого. Номер - это когда ты вспоминаешь - ВДРУГ - среди сломленного долгим падением снега, посреди битвы - ПОСРЕДИ
СОБСТВЕННОЙ КРОВИ, - чтобы тебе необходимо просто
увидеть, услышать кого-то, дотронувшись до... это и мне невозможно.
...Захотелось тоже крикнуть: И Я МЕШАЮ - И Я! Но только вся проблема всегда в том, что белая пыль под ногами ещё не означает никого.
(Со смерти героя начинается его бытие...) Если в предыдущем автор достигла двухголосия а
капелла, двух переплетённых, вжившихся друг в друга голоса (а так всегда...), то теперь, взгляните: сколько их? Сосчитайте!
Вы увидите: им нет числа.
И как просто: Ворчливые голоса камней... - и ничего больше не надо, чтобы отразить то, чего касается чувство своей тонкой рукой, то, для чего мало слов - нужны эмоции, необходимо
преддверие, предзнание, и оно у автора есть. И теперь можно знать заранее: как поведут себя камни, окажись мы волнами... И плакать герою нужно, наверно, потому, что он не герой для моря, не наполнив море
собою... Что думать остаётся, стоя и глядя на волны? А только, что будет герой новый, что спугнёт он взглядом ворчливое старчество камня и отделит, наконец, от изнемогшего ношей несчастия моря
слёзы... море останется морем при этом?
На два голоса распределяется тоска, но никак не надежда. Почему нет её, когда вступаешь через себя в царство других? Быть может, ты слишком много поручаешь другим, забыв, что и ты - другие, но
только внезапно.
Этот автор не отвечает: - "VULGO!" на вопрос: -
"QUO VADIS?". Так что прочтите Два голоса; а потом прислушайтесь, ибо она отделяет слова от их звучания, а звучание от смысла...
Напоследок же, хотелось бы пожелать нам всем: чтобы и мы, подобно автору, научились загадывать не только загадки, но и отгадки.
psallo, lacrimosa.
см. также стихотворения Юлии
Телешовой. |