Людмила
Одинцова
ЗДРАВСТВУЙ
(Проза)
Тихо
и пусто в квартире. Уткнувшись лбом в
холодное и пыльное зеркало в прихожей,
ты обреченно прислушиваешься, как часы
отсчитывают медные грошики секунд в
свою копилку. Звонок. Короткий,
оборванный, неправильный, чужой. Ты не
двигаешься с места. За дверью
задумываются, потом нажимают на звонок
уверенной и твердой рукой. Тяжело
вздохнув, ты покорно идешь к двери
вопрошать извечное: «кто там?». Услышав в
ответ одно короткое знакомое «я», ты
решительно щелкаешь замком и, только
взявшись за ручку двери, понимаешь, что
не можешь определить КТО за порогом, но
рука уже толкнула дверь. Та
распахивается с несвойственным ей
гостеприимством. Что-то туманное и
невнятное тяжело переливается через
порог и, концентрируясь на половичке,
выдыхает: «Ну, здравствуй». Ты,
оценивающе окидывая взглядом зыбкую
фигуру, тянешь: «А…. Это ты…. Проходи», и
отправляешься на кухню ставить чайник.
Незваный гость мягко следует за тобой.
Дверь бесшумно закрывается за вашими
спинами.
«Садись»,
- ты неопределенно машешь рукой в
направлении стола и погружаешься в
холодильник в поисках съестного, хотя
точно знаешь, что гость не голоден. Точно
так же хорошо ты знаешь, что за этим
долгим чаепитием ты будешь много и
пространно говорить, нецензурно
выражаться и даже плакать, а вот гость
будет изредка вставлять тихие короткие
шелестящие фразы, похожие на порыв
ветра, шорох опавших листьев,
поскрипывание снега, шепот летних трав.
Не смотря на всю свою мягкость, они будут
вонзаться в тебя как раскаленные иглы,
но кричать нельзя. Точнее – бесполезно.
Ты разливаешь чай по кружкам и
плюхаешься на табуретку. Медленно
позвякивает ложечка в гостевой чашке,
размешивая сахар. Сама. Гость сидит
напротив тебя, опустив подбородок на
переплетенные пальцы и прикрыв глаза,
кажется, что он вкушает аромат чая и
медитирует. После первого же глотка тебя
прорывает.
— М-да.
Сколько про тебя сказано, сколько
написано….. В стихах и прозе. Как тебя
встречали, как покорно приглашали
пройти. Как я сегодня. И никто не
пытается сопротивляться. Уже давно. Тебе
не скучно? Скучно. Вижу по глазам, хоть ты
их и прячешь. Тысячи лиц, тысячи имен. Ты
не устаешь: одновременно в стольких
местах? Наверное, сложно в такой
ситуации оставаться собой, да? Хотя…. А
ты помнишь себя изначально? Имя, как тебя
звали тогда?
—
Никак. Я прихожу без зова.
—
Хм, верно, да не совсем. Впрочем, тебе
ведь и это скучно. Давай по старому
сценарию? Слезы, проклятья, мольбы?
—
Как хочешь.
—
Как хочу? А как я хочу? Разве с тобой
можно хотеть чего-то еще, кроме как
избавиться от тебя?
—
Не знаю.
—
Не знаешь. А что ты знаешь, ты хоть что-нибудь
знаешь, кроме того, кто будет следующим и
по какой причине? Ничего ты не знаешь.
Всем кажется, что ты злое, изощренное,
очень хитрое существо, а ты….. Тупое и
бессмысленное! Поэтому с тобой сложно
бороться.
—
Возможно.
—
Что – возможно?
—
Все - возможно.
—
Ну, да, знаю. Это мы же и придумали, чтобы
не сойти с ума от всех прелестей
разумной жизни.
—
Возможно.
— Э….
Заладил «возможно- возможно».
Невозможно! Невыносимо это все! А, чего с
тобой разговаривать – пей свой чай,
выкладывай сегодняшнюю долю и
проваливай.
—
Ты же знаешь, что
я так не уйду.
—
Уйдешь, куда ты денешься. Я хочу остаться
в одиночестве. Я имею законное право.
—
Один на один со мной.
—
Нет! Один на один с собой! Тебя с меня уже
достаточно.
—
Ты покончишь с собой, и я пойду к твоим
родным и знакомым?
—
Ха! И не надейся, размечталось
одноглазое… Лихо! Во, как тогда тебя
звали!
— И
так тоже.
— А,
что с тебя взять, воплощение аморфности?
Что ты еще можешь, на что ты еще годишься
в своей бесконечной унылой и занудной
жизни? Впрочем, это – не жизнь.
—
Не тебе судить.
—
Мне! Очень даже мне, к твоему сведению. Я-то
вот знаю, что такое жизнь, и все, к кому ты
ходишь, тоже знают, а вот ты – нет.
— Я
видел достаточно.
—
Видел…. Еще скажи: в кино ходил, - ты
фыркаешь и давишься чаем, прокашлявшись,
продолжаешь – ты не живешь, ты
существуешь. Пребываешь в пространстве
и времени. Пространственно-временной
континуум…. Хочешь водки?
—
Ты хочешь выпить со мной?
—
Нет. Собутыльник из тебя тот еще. Не
отвяжешься потом. Устойчивость к
алкогольной нагрузке у тебя слабая.
—
Глупости.
—
Глупости. Все глупости. Все относительно,
а слова – абстракция. Вернемся к нашим
баранам у старых ворот: ты существуешь
или нет? А?
—
Возможно.
—
Ага! Возможно! То ли да, то ли нет…. Э, так
тебя нет! Точнее, возможно, что тебя нет!
– ты вскакиваешь и начинаешь мерить
шагами кухню от двери к окну.
—
Ага… Абстракция. Мы наполняем тебя
смыслом, признавая твое существование.
Пока ты довлеешь над нами – ты есть, как
только мы одолеваем тебя в самих себе –
ты исчезаешь.
—
Умствования тебе не идут
—
Защищаешься?! Где-то рядом….. – ты
упираешься взглядом в окно, где небо
стремительно синеет до черноты, и
медленно, пробуя на вкус каждое слово,
произносишь, - тебя
нет. Ты был, и, возможно, вернешься, но
здесь и сейчас тебя нет. Я тебя отрицаю.
Мир вокруг дерьмо, все плохо, но завтра….
Завтра будет новый день. Без тебя. Мой
день. И я встану, выползу из своего угла и
пойду. Не знаю, куда, ночь длинная, я
успею придумать, куда. А тебя не будет.
Тебя нет. Я тебя переживу этой ночью.
Тихо
и печально звякает ложечка в чашке. Часы
продолжают откладывать грошики один за
другим, сумерки сгущаются, как сливки,
прилипают к стеклу. Ты поворачиваешься,
чтобы включить свет, и понимаешь, то ты
один. И на кухне, и в квартире вообще.
Незваный, многоликий и многоименный
гость исчез, только очень крепкий до
горечи и очень сладкий до тошноты чай
печально остывает в его кружке.
Гудит
лифт. Ключ входит в замок, тот отзывается
гулом пружины, дверь открывается,
щелкает выключатель в прихожей. Любимый
и родной голос произносит: «Ты чего
сидишь в темноте? У нас кто-то был?». «Был,
- буркаешь ты, - был и сплыл».
—
Что? - шум воды ванной
заглушает твой ответ.
—
Была …. Беда. Да ушла пока. Ушла.
—
Здравствуй, - любимые глаза пытливо ищут
в твоем лице причину столь дурного
настроения.
—
Здравствуй, -
произносишь ты и с легким вздохом
ощущаешь, как когтистая лапа дурного
предчувствия отпускает твое ноющее
сердце, и улыбаешься – Здравствуй.
|