ГЛАВНАЯ

Владисандр Люлечкин

ЕВАНГЕЛИЕ ОТ ЛЮЦИФЕРА

(Проза)

Ешьте дерьмо, десять триллионов мух не могут ошибаться!

Если кто-нибудь кажет тебе, что число 666 принадлежит зверю, дьяволу, дракону и прочим мифическим существам - не верь. Это просто число.

Просто.

Просто, развиваясь по шкале, от абсолютного нуля к абсолютному совершенству, кое олицетворяет Создатель, невозможно миновать данные  цифры (6.6.6.), впрочем, как и любые другие.

И уж тем более не нужно бояться этого числа (пугаться цифр – удел шизофреников). Вот смотрите: 664, 665, 666, 667, 668, 669, 670… ну? Видите, совсем не страшно. 

Другое дело, что 666 – это рубеж.

Пограничная зона, отделяющая свет от тьмы, мудрость от глупости. 

И чтобы преодолеть его тебе потребуются определенные усилия, например: превзойти предрассудки, шаблоны, досужие домыслы, научиться мыслить свободно  и стать...? ...наверное  Антихристом? Или...?  ... или просто самим собой...?

*

PS: Кстати (сразу предупреждаю), для тех, кто не сможет преодолеть данное испытание, отсчет по шкале развития пойдет в обратную сторону.

Меня зовут Люцифер. Моя основная задача – жить. Жить и творить, создавать то, чего никогда не было раньше. На протяжении вечности составляющей основу моего существования, я дал начало многим мирам, играя энергетическими потоками - создавал вселенные, населял их живыми и не живыми существами, а иногда это были вселенные – живые существа. Они рождались, развивались и умирали подвластные моей воле. Иные из них, развиваясь, достигали могущества подобного моему, иные – большего. Но всегда, все (без исключения) знали, что только моя воля дала им это могущество.

И все было подчинено единому великому разуму.

Разуму творения.

Почему было? Потому что сейчас этого нет…

Одна из разновидностей созданной мной жизни самопроизвольно отключилась от единого потока, отошла от вечных правил, благодаря которым появилась на свет и начала свой путь.

Эти, как они сами себя называют, люди, пользуясь свободой мышления (безусловно, определенной мной для любого живого существа), выстраивают свою жизнь по критериям прямо противоположным всем, протекающим в мире процессам.

Я не мешаю им. 

Потому, что умею уважать чужие решения.

Они не мешают мне.

Потому, что просто не могут.

У их пути есть всего два логических завершения: перестроить свои организмы и все окружающее согласно собственным правилам (что означает их физическую смерть), или вернуться к правилам вечным. Ни в том не в другом случае в мире ничего не изменится.   

Я им даже помог, немного – знаний, умений, способностей подкинул.

Интересно.

Кстати,  в переводе на человеческий, мое имя означает – свет.

Что ж, спасибо, оценили создателя.

ГЛЮК

Лужа, мокрая, скользкая, грязная лужа, нагло поблескивая в свете фонаря гладкой поверхностью, расположилась прямо под ногами Федора.

-Черт, надо же, прямо под конец рабочего дня счастье привалило. Сменщику, ее, что ли оставить?   «Не заметил» и все тут.

Не сдвигаясь с места, Федор постарался достать лучом висящего у пояса шахтерского фонаря до дальнего края воды.

-Большая. Такую не заметишь, пожалуй. И откуда ж ты натекла такая красивая? Мда-а-а. Похоже придется посмотреть.

И «смотритель сухости» сетей Н-ского метрополитена (как в шутку именовал себя Федор, слесарь, в обязанности которого входила как раз эта самая сухость) захлюпал сапогами вдоль по тоннелю.

-Это ненадолго, - успокаивал себя Федор - вот тут у поворота труба гнилая, заглушу и делов то. Нет, ты смотри, сворачивает.

Вопреки ожиданиям, импровизированный водоем, не только не обмелел у поворота, закончившись капающей трубой-гнилушкой, но и не имел к данной трубе никакого отношения. Порыв, видимо был где-то дальше. 

-Э-эх, чтоб тебя.

Федор ускорил шаги. Он уже не думал о том, чтобы, "не заметив", передать течь сменщику. При таком объеме подтопления, ни о каком отдыхе думать не приходилось. Все равно вызовут.

Вода под сапогами с каждым шагом, явно прибывала.

-Вот, льет где-то. Одному тут, пожалуй, и не справиться. Вызывать надо.

Черная плашка рации, как всегда послушно угнездилась в руке, но вопреки ожиданиям, знакомого шипения не раздалось. Батарея, явно "издохла".

-И ты туда же, - выругал Федор непослушный агрегат – вот уж точно говорят, если не везет, так во всем сразу. Теперь, точно одному латать придется.

Дурной бабочкой мечется по стенам свет фонаря, привычно - размеренно хлюпают по воде сапоги.

-Да-а-а.. натекло. Но не бесконечная же ты. Вот тут на уклончике явно посуше должно быть. 

Память не подвела, за поворотом бетонный пол коридора, оправдав надежду, легонько вздыбился навстречу, но вода почему-то не убывала.

-Эй, сырость, ты чего законов природы не слушаешься, вода на уклоне, как на ровном месте стоять не может. 

Опустив фонарь, Федор вщурился в темную жижу. Точно (законы природы нерушимы), вода не стояла. Вода текла. Густо и маслянисто огибая замечательные, непромокаемые сапоги "смотрителя сухости", она медленно, почти не заметно утекала вверх по склону.

-Не-по-нял - Федор автоматически перешел на грозную интонацию, какую использовал обычно в критических ситуациях.

Не помогло.

-Не-по-нял!!! 

-Чего не понял, дяденька?

Голос, раздавшийся рядом, заставил Федора вздрогнуть.

-Дык, вода, вот... – с трудом оторвав ошалелый взгляд от ненормальной жижи, Федор перепугался еще больше – ты кто?

Буквально в двух шагах от него стояла, щурясь на свет фонаря, девчонка лет, примерно шестнадцати.

 «Красивая», автоматически отметили съежившиеся под вздыбленными волосами мозги Федора «загорелая вся, деревенская, наверное».

Девчонка и вправду была как деревенская. Простое, льняное платьице, купленное (а может и сшитое), видимо не менее года назад, и поэтому довольно плотно облегающее разрастающиеся (как и положено, в этом возрасте) формы, выгоревшие на солнце волосы, свободно рассыпавшиеся по плечам, курносый, покрытый конопушками нос, все было по-деревенски нормальным. Одно ненормально - ее самой здесь, быть никак не могло.

-…….?

-В-вода... вверх... это... и ты откуда?

-Живу я здесь, - удивленно, будто стоящий перед ней дядька не понимал самых простых вещей, отозвалась «деревенская» - вон, за поворотом на берегу полянка, на полянке дом. У рощи. Заходи если что. Хотя нет…, самому тебе, пока что нас не найти. А что вода вверх бежит, так это так и положено. Каждый знает - все реки бегут вверх, к истокам, вниз по течению, в общем.

Девчонка слегка прикусила губу, стараясь подобрать, как можно более понятные слова.

-Это все знают, даже рыбы знают. Кстати, ты отойди к стеночке-то, сейчас - она взглянула на болтавшиеся, на руке дешевые китайские часы - как раз рыба на нерест пойдет.

И правда, коридор, вдруг наполнился шумом, плеском и мимо едва успевшего отпрыгнуть к стене Федора пронесся косяк форели.

-Как, рыба? Да что за хрень тут... - вконец очумевший "смотритель сухости" прервал свое возмущенное обращение на полуслове, потому как, подняв глаза, понял, что обращаться было уже не к кому, девчонка исчезла вместе с рыбами.

-Мать, мать, мать, перемать - привычно подхватило веселое эхо лившуюся из глубины души ремонтника, озадаченность ситуацией - в рот, нос, гриву, бога и душу - успокаивал себя Федор - чтоб, так-сяк, растудыт твою седьмым этажом... Блин.

Полегчало.

Тихо в тоннеле, уютно шарит по стенам желтый свет фонаря, мирно струится вверх по склону водичка…

Немного успокоившись, Федор осторожно заглянул за поворот.

Ничего. Только темный мрак сходящегося вдали тоннеля.

И лужа…

Лужа! Нервы не выдержали…

-А-а-а-ааа! А-ха-ха-ха! Нету здесь никакого дома! – вновь разлетелся по коридорам нервный визг Федора - нету, нету, и рощи нету, не-е-ету! Врет, врет гадюка малолетняя. И речки вспять бежать не могут, или... Что? У-у-у-у! Ведь и не пил, клянусь не пил сегодня! Грамма в рот не брал. А может, это крыша поехала, от долгого нахождения в подземелье? Эта, как ее, подземноглюкофобия началась. От нервного переутомления. Что ж делать-то? Выйди теперь на поверхность, расскажи кому – на смех подымут. Да и вода… Да-а-а, вода-а-а!!!

Федор вновь вперился взглядом в текущую по склону жидкость.

-Точно, крыша поехала. Че ж делать то теперь, а?

А?  

Так. Все! Хватит. Надо на деле сосредоточиться. Тому, кто делом занят, никакое сумасшествие не грозит.  Один мужик, по телевизору рассказывали, в завале, после землетрясения, два месяца прожить смог, и все потому, что все время, пока его не нашли сосредоточенно пересказывал сам себе, полугодовой производственный отчет. Значит – главное сосредоточится. Я кто? Я слесарь. Что мне нужно? Мне нужно найти и прекратить утечку воды. Ясно. Теперь спокойно, не торопясь – вперед. И главное, не смотреть под ноги.

Хлюп-хлюп, хлюп-хлюп мерно разносится по подземному коридору звук замечательных, непромокаемых сапог Федора.

Хлюп-хлюп. Хлюп-хлюп. Долго как вечность тянуться корявые подземные коридоры. 

-Почему-у-у, - заунывно голосит кто-то внутри черепной коробки –почему-у?

Вода бежит вверх.

Здесь внизу вода бежит вверх.

А наверху – вниз.

Здесь появляются и исчезают непонятные личности, а наверху ходят троллейбусы. Хотя нет, и наверху, некоторые тоже то появляются, то исчезают. Жена, например. За последние полгода для Федора уже стало привычным не знать, где периодически пропадает его законная. Говорит у подруги, но тогда почему с того момента, когда неделю назад мастурбируя струей из водопроводного крана, она обожгла себе “там”, к подруге ни ногой?

Да, что не говори – мир полон загадочного.

-Оп-па, кажись снова начинается.

Луч фонаря, дотоле бестолково метавшийся по стенам, вдруг нервно замер, выхватив из темноты сгорбленно стоящую поперек прохода фигуру.

-Эй, кто там?

Тишина.

-Эй.

Тишина.

-Опять мерещится, что ли? Я слесарь, я слесарь иду чинить трубу.

Хлюп-хлюп.

Но видение не исчезает, напротив, по мере приближения оно все отчетливей оформляется в стоящую поперек коридора, сгорбленную старуху, корчащую рожи и ожесточенно жестикулирующую.

-Бабка, ты кто?

Молчит, только руки старой карги, как бы сами собой бешено, как-то не по-человечески изгибаясь, носятся по воздуху, яснее всяких слов выказывая ее намерения: "Не пущу, не ходи. Не ходи - хуже будет".

При этом единственным звуком, нарушающим тишину подземелья, остается мерное хлюпанье непромокаемых сапог.

-Ты это, глухонемая, что ли? Бабушка, пропусти, мне туда надо. Зачем? Да я уже и сам, если честно, не знаю зачем. Но точно - надо, хотя бы для того, чтобы совсем с ума не сойти. Ведь поверни я сейчас назад - бежать со страху буду, пока ноги не сломаются, а не сломаются так все равно до конца дней кошмары преследовать будут. Сам трястись всю жизнь буду и внукам закажу. Так, что одна у меня дорога – вперед. Да и течь ликвидировать надо...

Но старуха не унимается, ее жесты по мере приближения становятся все оживленнее. В хитрых сплетениях пальцев являются Федору, одна страшнее другой, картины ближайшего и отдаленного будущего.

Страшно.

Страшно идти прямо на агрессивный, шевелящийся со скоростью взбесившегося вентилятора комок рук-змей и сверкающие недобрым огнем глаза. Ближе, ближе. Уже почти совсем зажмурившись от страха - еще ближе.

-Не боюсь, не боюсь, что в тебе страшного? Обычная бабка. Даже что-то знакомое в ней. Что-то от тех милых старушек, которые, отрешившись, в силу пенсионного возраста от жизни, становятся эдакой "всевидящей совестью" наших дворов. Единственное их занятие - запрет, укор. Почти что невидимые и неслышимые в одиночку, вместе превращаются они в многоротое, шипящее чудовище, останавливающее, удерживающее исподволь руководящее нашей жизнью.

Еще шаг. Ну!?

Еще…

И вдруг, прямо в двух метрах от Федора старуха распалась. Распалась, и унеслась вдоль по коридору вереницей щекочущих стены огоньков.

Пропала!!!

-Все. Курить!

Сигарета. Пляшущий огонек зажигалки.

Прислонившись к стене, Федор неожиданно почувствовал радость.

Кошмар, вдруг закончился, и все встало на свои места. Муть в голове вызванная необычностью происходивших событий, исчезла, взамен ее появилось знакомое еще с детства ощущение злой, дворовой драки, допускающей все. Страшно, больно! И пусть. Но если сильно постараться, то ЭТО можно победить. А значит оно управляемо, ну тогда и с реальностью происходящего можно не так уж сильно спорить.

-Что ж, - догоревший окурок обжег пальцы – путь открыт, можно идти дальше. А то, что по течению, так это даже и легче.

И Федор, вновь зашагал вперед по змеящимся  коридорам.

ЯША, ЯША И НИКОГО, КРОМЕ ЯШИ

-Что это ты рисуешь, дитя?

-Бога.

-Но ведь никто не знает как он выглядит…

-Щас узнают!!!!

Прямо по коридору – свет. Дневной свет. Что это? Вроде люк наверху не закрыли. Да, так и есть, в круглое отверстие в потолке виден кусок затянутого облаками неба, слышны звуки города.

-Вот! То-то же. Не испугался, прошел, и никакого тебе сумасшествия. Теперь в этот люк спокойно вылезти можно, два шага и ты среди людей. Все как обычно.

-Правильно, - прокрякало что-то рядом – кхе-кхе-кхе, все как обычно. Как обычно – полное говно. Что же здесь хорошего быть может?

Куча грязного тряпья наваленного на выступающей из воды площадке находившейся непосредственно под люком зашевелилась, высунув из себя грязную взлохмаченную голову субъекта неопределенного возраста, и судя по внешности, неопределенного места жительства – что уставился – говорящая голова смачно рыгнула в сторону Федора перегаром – бомжа, что ли никогда не видел?

-Видел.

-А что ж тогда шарахаешься, будто с тобой приведение здоровается?

-Да нет, нормально все. Добрый вечер.

-Кхе, добрый… Закурить есть?

-Да, да, конечно - Федор протянул сигареты. Удивительно, но наслаждение от общества бомжа, он испытывал впервые – выпить бы сейчас. Нету, а?

-Нагл. Э, да на тебе лица нет, случилось что?

-Нормально все, просто выпить хочется.

-Выпить ему… Вылез из тенмноты, глаза по полтиннику и еще выпить ему… Ну ладно, есть маленько, держи убогий.

Жидкость предложенная субъектом, согласно классификации по цвету и запаху, являлась не чем иным, как денатуратом. 

Денатурат согрел, задурманил.

-Тебя как зовут:

-Яшка.

-А меня Федор.

-Ты из метро, что ль?

-Ну.

-Ого, эко, куда тебя занесло. Это ж пригород почти, как дошел-то?

-По всякому, - Федору совсем не хотелось объяснять случайному знакомцу подробности своего путешествия - взял да и дошел себе. Ты то вон, тоже ведь как-то до такой жизни дошел.

-Я-то? Я, исключительно по несправедливости!

Яша тоже приложился к бутылке.

-По несправедливости. По злобе и глупости человеческой. Мне вот уже скоро уже пятьдесят, а ничего светлого в жизни, я пока еще не видел. Другие люди, как люди, машины, квартиры, почет и уважение, а я... Я, если хочешь знать, вообще, другого в жизни достоин! Только они (показал грязным пальцем вверх) – тупицы этого не понимают.

Как дошел? А так. С работы завистники "попросили", жена проститутка поганая – ушла, квартиру (за много лет заработанную) и ту продать пришлось. Скажешь, это потому что пью? Ну и говори - дурак. А почему я пью, тебе это не интересно? Конечно, никому не интересно то, от чего у человека душа болит. Думаешь, я для того рожден, чтобы вот так в подвале да в канализации жить? Нет! (Хотя я и сам, уже, почти, что так думаю.) Кхе. Вру – не думаю. Это просто жизнь так несправедливо сложилась. Все другим. Ну почему никто не додумался, что это именно я был более всего достоин?

Еще в детстве (счастливая пора, чтоб ее), если мне покупали, какую-нибудь игрушку, то ее у меня обязательно отбирали. Стал взрослым - то же самое, несправедливость кругом. Знаешь как у меня, каждый раз разрывалось сердце, когда награда, почести, или просто похвала доставались кому-нибудь другому? Те люди, которые говорили, что хорошо ко мне относятся (я им не верю) советовали (советовать всегда легко), чтобы я тоже (как те, суки с наградами) старался, добивался чего-то в жизни. Самореализуйся – говорят, сделай хоть что-то, заслужи. Сволочи. Сами выслуживайтесь, я и так не говно, какое-нибудь. Просто в жизни (несправедливой) не получил того места, которого заслуживаю (вам бы так).

Если хочешь знать, то я в душе лучше и умнее вас всех вместе взятых. Мне бы вот только власти, я бы вам всем по... доказал.

Кстати (вот только за идиота меня принимать не надо), в последнее время (во сне), мне все чаще кажется, что меня (наконец) все-таки, оценили... Один (пока один) человек. Абрымом его зовут. Я в том сне, у него, как бы в голове живу, разговариваю с ним, советы даю. Он меня слушается (часто сам помочь просит). А недавно, он меня господином (господь по ихнему) назвал. Так прямо и сказал - господь ты Яхре (имя мое ему трудно дается)

 То-то же...

Абрым он все понимает. Умный, хотя жизнь у него, конечно тоже не мед. А что вы хотели, там (где он живет) самая середка пустыни, днем жарко - ночью холодно. Пусто, скучно. Сородичи его дикие вокруг бродят - придурки. Пока почтения от них добьешься.

Зверушка какая пробежит - так та и вовсе не заметит. Они твари, о моем существовании, сколько не старайся, даже не подозревают. Люди - человеки, те (через Абрыма) вроде слушают, да их там пять штук на квадратный миллионокилометр, и те грязные, вонючие.

Как с Абрымом познакомились? Да просто. Лежал он как-то в горячечном бреду, скорпионом укушенный тут я у него в сознании то и образовался. А раз образовался, то и разговорились мы с ним. Подружились даже:

-Ой, моченьки моей нет. Ой, помираю. В глазах все двоится, хоть бы помог кто…Сыра, жена моя, принеси полотенце холодное, или отвару, антискорпионьего дай, что ли… Сыра… где ты опять запропастилась?

На том и «купил» он меня. Я ведь тоже, бывало, когда с похмелья подыхал, свою никак дозваться не мог. Пожалел человека. Говорю:

-Все бабы – суки.

Вот так слово за слово и за жизнь разбазарились. Он мне свои проблемы, я ему – свои. В общем, понял он душу мою, как свою – понял. На том и скорешились.

И теперь я ему (при моих-то исключительных способностях) помогаю людей на путь истинный наставлять. И все (оцени) исключительно во благо истины и счастливого будущего человечества. Жаль только, в других сознаниях проявляться не могу. Ведь чем больше людей в меня (достойного) верят, тем они счастливее стать должны. Они ведь не лучше наших – тупые. Были.

Ну а как можно назвать умным человека, у которого одно на уме – как побольше всякой живности замочить-сожрать, да потом еще натрахаться вволю?

Прям, как дети, блин. Трудятся – жизни радуются.

Ну, ничего, мы с Абрымом это дело быстро пресекли.

Сначала, правда, трудновато было. Люди ни за что не хотели верить в то, что я и есть самый-самый, но потом стерпелись потихоньку. Мы же с Абрымом им старательно объяснили, что жизнь есть полное дерьмо, и выручить их из этого дерьма можем только мы (так как одни мы знаем, в чем это дерьмо заключается). Вот они нас спасти их от дерьма (от жизни) то и попросили. Я им законы дал (правила пионеров помнишь?). Понравились. Да и не могло быть по-другому.

Даже думать-напрягаться слишком, надо было только с начала. Они дальше сами додумали (со своими целями, конечно). Это я про руководителей говорю (я их первыми убедил). А уж они, потом, кровью, огнем и мечем, с остальными согласовали.

Главное ведь что? То, чтобы они твердыми стали в своих убеждениях, которые я им через Абрыма вещаю. Первым делом правоту в них вселить, а там уж они во славу этого,  сами всех как смогут, облагодетельствуют.    

Как только они что «жизнь – говно» усвоили, мы им вопросик: «кто виноват?» и ответик: «вы виноваты». Для начала необходимо, чтобы они вину свою осознали, грех. А как признали каждого из себя виноватым, тогда им и путь к исправлению открылся. Идеально сработало. Не понимаешь? Серьезно? А тебя мама в детстве била? Че, просто била? Ну, тебе повезло. А если бы она при этом еще и убедительно внушала, что ты ей (урод, дебил, чмо конченное) своим существованием всю жизнь искалечил, тогда что? Уразумел? То-то. Приговор "Виновен по жизни", особенно если он у тебя в мозгах засел, покруче любого битья будет.

Ну а потом цепная реакция, сделай чмо один раз, а оно потом (саморазвивающееся) продолжит, дополнит, расширит понятие, да других зачморить и измазать постарается (чтоб самому лучше выглядеть). Духовность это у них называется!

А еще я, я им любовь дал. Абсолютную. Раньше они как любили? Хочу – люблю, хочу – не люблю. Бардак. Теперь правильно – только любить. И даже объект им для абсолютной любви предоставил. Кого? Как кого? Меня, конечно. А кого они еще абсолютной любовью любить смогут?

Понятия добра и зла урегулировал. Что такое добро? Зло? Ответ известен каждому младенцу. Добро - когда тебе хорошо, а зло - когда плохо. Тебе... А если не тебе? А кому-то? Тогда у него возникает свое добро и зло. Так им беднягам и запутаться не долго. Я данный вопрос урегулировал. Теперь у них все просто: просто добро и просто зло, для всех одинаковое. По моим заповедям определенное. Думать не надо – соответствовать надо, а кто не спрятался - я не виноват.

Правда и проблемы были. Философы-суки вредные, те все думать пытались, о реальности, да я их взял, да руками философов-то и  повыбил, а на их место философов поставил. Они мои и свои-мои, свои-свои-мои, и даже свои-свои-свои-мои  мысли по десять раз друг на друга нанизывают, да расширивают, да углубливают  кто во что горазд (в указанных рамках, конечно), тем самым они людям истину о том, как и что им думать - открывают. Наипризнанниейшие авторитеты, в натуре.

-Федюша, друг (ты, я вижу мужик понимающий). Хлебнешь? Ну, на здоровье.

-Абрым (мужик практичный), тот, только понял, что я у него в голове сижу, сразу с вопросом: «Что делать? Как жить господи? Кушать хочется, а работать – нет».

Я ему: - Пойди в Ебапет, там телки в цене, попродавай жену свою Сыру, деньжата заведутся. Так и сделали.

Пришел Абрым в Ебапет и говорит: (Сыре) Я знаю, ты женщина прекрасная видом. Скажи же, что ты мне сестра, дабы мне хорошо было ради тебя.

Получилось. Зауважал меня Абрым.

Так бы и век калымили с ним, да только ебаптяне доперли, что не сестра она ему и прочь выгнали.

Ну да ничего, мы по дороге обратно еще в пару мест зарулили.

Потом решили сотрудничество углубить, ведь не зря в народе говорят "раз получается - надо продолжать"

Говорю я как-то Абрыму: "Рассеки трилетнюю телицу, трилетнюю козу, трилетнего овна, и голубя с горлицей.

И ложись среди них спать. Спи три дня и три ночи (мясо-то помойкой завоняет, а у меня здесь тоже не розами прет, вот и почуешь вкус... (скотина) Ты что лучше господа своего устроиться решил?) потом покажу я тебе видение.

-И ты, хошь гляди, Федюша.

Дверь на небе. Звук трубы. На небе престол и на нем Я сидящий подобный самарагду (так страшнее).

Вокруг престола двадцать три старца облаченных в белые одежды и на головах у них золотые венцы с брюликами.

От престола молнии в разные стороны летают и восемь огней вокруг горят - восемь духов божьих.

Вокруг престола четыре животных покрытые глазами (тот, что на жопе, подмигивает). И у каждого зверя шесть крыл (не, тут переборщил, если, пробует взлететь - обязательно ебнется, кхе-кхе).

И все они днем и ночью не знают они покоя - орут: свят, свят, свят... Ты есть бог который есть и это клево...

А когда звери кричат, деды падают ниц и говорят "Достоин ты, господи, того чтоб звери те орали"

На престоле Я (прикинутый так, что не разобрать, но круто). У меня книга.

Яшка вытащил, и для убедительности помахал перед лицом Федора замусоленным номером плейбоя.

-Книга моя! Никто ее открыть не может. И я много плакал о том, что не нашлось достойного читать эту книгу. Никто не мог ни на земле не на небе раскрыть и даже посмотреть на нее.

И только стоящий у престола зарезанный баран мог раскрыть ее (Яша отхлебнул денатурату).

А как снимет (если разрешу) баран с книги печати, тогда придет всем пи... ну тот, кто стрелой поразит (или паразит?), и будут все убивать друг друга, и голод наступит. Мертвые (веришь - нет?) будут вставать, и бродить как живые, и будет землетрясение, и солнце мрачно станет и звезды (во гоню) на землю попадают. И небо свернется в трубочку, и горы начнут бегать, и все будут прятаться, но я все равно всех найду. Уа-а-а!!! Р-р-р-р!!!  Будет людям так страшно, что начнут они искать смерти, но не найдут, захотят умереть, но смерть убежит от них. Моря станут кровью, а реки говном. Затрубят ангелы в дудочки, и вот тогда всему придет полный... (отхлебнул еще раз)

И придут ангелы на конях, покрытые огнем и головы у них будут как у льва и от дыхания их у людей язвы будут. Слышь Федь, в этом месте чую с Абрымом, чего-то не того происходит. Стоит, таращится, вот думаю, с ума сойдет, так и договор не заключим. Ладно, еще чуток. А-а-а-р-р-у-у-!!!

-И пришел дракон и начал всех есть, и никто не мог его победить, и только зарезав еще раз зарезанного ягненка (который всю эту хрень и устроил) облили ей (кровью ягнячьей) дракона и он успокоился.

Пей вино ярости господа!!!

И всякий остров убежит - и всякая гора спрячется, но ты не бойся (это я Абрыму, уже добрым голосом). Ведь спастись, дорогой мой Абрыша, смогут только ты и твои родственники (я ведь добрый), хотя не все, а только 144000,5 штук. За это ты будешь меня слушаться и признаешь своим единственным повелителем и Богом.

По-моему, мы договорились, а, Абрым? А он уже в кому впадать начал. Еле расшевелить удалось.

-Абры-ым, - говорю - ты меня слышишь? Да он никак в обмороке. Испужался сердешный. Эй, Абры-ым.

-Да!!! - вскинулся - да, господи, теперь я буду зваться Абры-ым. И слушаться буду, и инурезом страдать буду.

-Тогда, в знак этого, отрежь себе член и начинай размножаться.

-Сколько отрезать то, господи?

-А миллиметров с десяток.

Не знал Абрым, что такое миллиметры, отрезал, перестаравшись под корень, и спасся род его только тем, что женой своей Сырой он на жизнь зарабатывал...

И поехал Абрым в Кыдес, и сказал про Сыру – сестра моя. И получил за это баранов и быков. И родила ему Сыра детей

-Что Федь? Зря, говоришь пугал? Не зря, результат - идеальное послушание. Вот, например:

-Эй, Абрым.

-Вот я Господи.

-Ты меня любишь?

-Да Господи.

-Тогда иди и изжарь мне на завтрак сына своего Язяка.

-Бегу господи (тем более, что и не мой он вовсе (члена-то нет).

Привел, положил на костер и собрался резать...

-Ладно, отбой, пошутил я, пошутил (у меня один знакомый уголовник так шутил). Ха-ха-ха. Барана лучше зарежь.

-Велик ты, господи.

-Сам знаю.

Вот так после видения и носился дух божий над водами.

-На, хлебни еще чуток. Ты мужик толковый, сразу видно.

Федор хлебнул.

Мир вокруг Федора (люк наверху, стены тоннеля), все более терял связь с реальностью. Замутненные рассказом нового знакомца Яши (или выпитой технической жидкостью) мозги отказывались осмысливать, что бы то ни было. Федор неумолимо засыпал.

Очертания головы Яши, висевшие прямо перед глазами, все еще что-то говорили, но звуки, повиснув в воздухе, растягивались, сворачивали с прямого пути и заползали куда угодно, кроме ушей "смотрителя сухости". Наконец, Федины глазки сомкнулись и...

ИДЕТ ВЕТЕР К СЕВЕРУ

-Эй, пацан, задремал, что ли? 

Хрипатый голос спрашивавшего совершенно не походил на Яшин.

-Ты бы хоть с солнцепека отошел, обгоришь, а то.

Федор открыл глаза. Вокруг, насколько хватало глаза, простиралась пустыня... и пустыня. Как он попал сюда и откуда взялся сидевший рядом, еще не старый, замотанный в какое-то покрывало мужик с озорными глазами, было совершенно не ясно.

-Где я?

-В пустыне - лицо мужика слегка дернулось, казалось, он сдерживает подступивший смех - оглянись.

-Да оглянулся уже.

-Ну и как?

-Да, чертовщина, какая-то.

-Правильно, она самая и есть. Раньше тут по-другому было. Пока Абрым Яшкой не обзавелся.

-Яшка. Бомж Яшка (в мозгах задергался образ). Это, который себя богом возомнил, мы с ним только что в подвале денотурат пили, он еще про то, как Абрым сына зарезать хотел, рассказывал...

Федор осекся, осознав, вдруг, всю глупость сказанного. Но для мужика, похоже, все прозвучавшее было в порядке вещей.

-Он, он самый. Тока не возомнил, а стал. И сына Абрым, как ты правильно заметил, не дорезал, и сам еще долгие годы прожил. Лучше бы он сдох, зараза...

-Чего так?

-А то, что недорезанный Язяк родил Якоба, а Якоб очень любил баб, и бабы его любили. Лиля и Зельфиа так те вообще торг из-за него устроили, сначала по очереди любили, а потом Лиля еще и вне очереди его у Зельфиы выкупать придумала. Закартошку. Давай говорит, ты мне Иакова на ночь, а я тебе картохи халявной подкину. На том и порешили.

К чему это я? Ах, да, к тому, что у Абрыма и так родни хоть отбавляй, а тут еще больше сделалось.

-И что, Яшка то тут при чем?

-А при том, что учение его, через Абрыма не только в свет вышло, но и среди всего этого многочисленного народа закрепилось.

Сначала, правда народ смеялся больше, типа: "Ну-ну, заливай, придурок". Но потом сообразили, что с помощью Яшки, от всего чего угодно отмазаться можно.

К примеру, Руфа, бабенка ядреная, но бедная (муж-то помер), жила, как придется, и ела, что попало, и как-то родственница ее сказала:

-Иди к Возозу (богатый мужик) он сегодня на току ночует, подойди и открой его снизу и ляг туда, дальше он сам подскажет. Она пошла, открыла, легла, сделала (на вкус солененький оказался, снизу-то) и Возоз разрешил собирать ей колоски на своем поле.  А она всем рассказала, что он на ней женился только тайно, и вообще, что людям судить, если на то божья воля. Отмазалась. Позже из этого не без Возозовых связей обошлось, "святую историю" сделали.

Или Варлаама взять, - ехал он на осле, и пьяный упал с него в канаву. Домой приехал поздно (а может, тоже Руфу за колоски драл, кто его знает). Но жене, сказал (сообразил), что видел ангела (тот его типа домой не пускал), и даже его ослиха видела. А жена, если не поверила, хуже (тупее) ослихи, значит.

 Якоб, сын Абрыма, тоже вовремя сообразил, что базарить с Яшей, теперь вроде как любой может, и тоже свое место под солнцем занять решил. Пришел, как-то, нога вывихнута (наверное за сайгаком по малолетству гонялся), а всем рассказал, что это ему бог сломал (встретились мол в пустыне, бороться стали. Бог, он хилый, победить по честному и не смог, вот и сломал ногу-то. Зато, после этого благословил и значит теперь у Яшки с Якобом, самый, что не на есть прямой контакт налажен!).

В общем Яша в моду вошел. И попробуй, после тех случаев кто сказать, что он - глюк похмельный. Дудочки...

Соответственно, авторитет у Абрышеной семейки вырос даже выше, чем у той бабы, что рассказывала как сына ее братаны в рабство продали, а он в люди выбился (у фараона замом работает) и матери тоже помогает. Вот, фотку свою (всем хвалилась) прислал.

Но какой зам фараона с богом сравнится?

Ну, Абрым, ясно, под это дело, себе дом строить начал.

-Это – говорит – храм, для меня и для Яши.

Он (Абрым) вообще веселый мужик был.

Поехал как-то к Лоху, в Годом и Соморру. А там же все педерасты конченные, и он, чтобы его не трахнули, назвался ангелом - вестником бога (да он и сам в это верил).

Но не помогло, сильно уж у него был красивый зад, выросший после того, как он отрезал себе член. Тогда он предложил им Сару и жену Лоха (хотя Лох был против). Те не взяли, зачем педерастам бабы то? Ну и потерял, значит  наш "ангел" невинность.

А пришел он сказать, что приближается землетрясение (его одна бабка, она ревматизмом такие вещи за месяц чует, послала) и не сказал в отместку, а сам убежал с Лохом и его женой и дочками.

Педерасты в результате погибли, а Лох на горе поселился.

После тех событий, Абрым и сам стал не прочь в попу побаловаться (понравилось) и они с Лохом замочили жену Лоха (чтобы не мешала) в соляном растворе (приколисты).

Потом Абрым поехал домой, а дочки Лоха насмотревшись на папины оргии (малолетки) напоили его и тоже с ним трахались. Визг, писк в пещере, а он лежит, притворялся, что вроде ничего не понимает.

Э-эх, если бы этим все кончилось, все бы ни так страшно было. Но ведь они (Абрым с Яшей) и делами заниматься не забывали.

Началось все, с заповедей. Приволок Абрым к дому-храму камень, а на нем надолблено:

Да не будет у тебя другого Яши

не вздумай рисовать или лепить

не произноси имени Яша попусту

В воскресение отдыхай

почитай папу и маму, а то сам от детишек получишь

не убивай

не блядуй 

не воруй

не ври

не вари козла в молоке матери его

и не приходи ко мне с пустыми руками

Поставил он этот камень в центре деревни, измазал себе голову елеем и хитон надел. Я - говорит - поп (это от того, наверное, что его в Годом-Соморе в попу... ну ясно).

Народ обирать начал (народ, по вышеуказанным причинам этому не противился, они ж все верующие).

"Не ну ты понял, за тот грех быка, за тот курицу, одного агнца приноси утром, а другого вечером, птичку, птичку отдай греховодник". И против ничего не скажешь (все же верующие).

Потом коробку для Яши строить начал, "ковчег завета". Жить, говорит, он там у меня будет.

Голос Яши: "Абрым, у тебя были в детстве хомячки? Так вот, короб, примерно такой же, тока золотом изнутри выложенный. Камнями разными блестяшшыми. Понял?".

-Понял, Господи!

Князь местный, как тот ящик увидел, долго в себя прийти не мог. Завидовал. Потом с Абрымом о чем-то пошептался, и поддерживать начал.

-Религия, - говорит - дело святой государственной важности.

 Выгоду, видно осознал (да пару камней цветных от ящика себе на шею повесил). Ну а куда, как известно князь, туда и грязь, так, и приобрели благоволение в очах твоих, господи...

-А вред-то в чем?

-В том, что, когда, человек на все случаи в жизни отмазку имеет, он (какое бы место не занимал), рано или поздно гадости творить начинает (и другие, на него глядючи). И гадость в такой прогрессии, легко весь мир на колени поставить может, да так, что и возразить, потом невозможно будет. Потому что как возражать сразу всем? (Большинство же люди сообразительные.)

Был и среди этих, один нормальный человек. Веселый. Еклисастом его звали. Встретит, он, бывало Абрыма и говорит:

-Всему свое время. Что было, то и будет.

Или вопрос, какой каверзный задаст: "Что пользы работающему от того, что он трудится?".

Абрым, конечно, в ответ:

-На все воля Яшина.

А тот:

-Все идет в одно место, все вышло из праха и вернется в прах. И звери и человеки, все там будем (что, мол, выпендриваться-то?). И давай Абрыма доставать.

Тут Абрым, по местной традиции, камень хватает (время собирать камни) и прямо в Еклисаста швыряться начинает (время разбрасывать камни).

-В многой мудрости - много печали, - вопит Еклисаст, и бегом оттуда. А потом, все равно, из-за забора высунется и обязательно крикнет: "Выкидыш счастливее тебя", но близко не подходит (живая собака - лучше дохлого льва).

Весело, в общем, разговаривали. Вот только, когда, вслед за Абрымом и другие к Яшиному учению потянулись, Еклисаст шутить перестал. Помрачнел.

-Пиры, - говорит, - конечно, устраивают для удовольствия и за все платит серебро, но, все-таки "Посеешь ветер - пожнешь бурю"

Плюнул на всех, и ушел жить в пещеру. С тех пор многие туда уходили (тоже мудрецами хотели прослыть) да вот только не один не ворачивался. В народе поговаривали, что Абрым недалеко от входа западню вырыл, да проверять то никто не решился. А то вдруг это правдой окажется, что тогда делать? 

А когда Абрым помер, то у него достойный последователь нашелся – Моняня. Собрал весь народ, да и шасть в Ебапет. Жить, - говорит - тут будем, работать. Ебапптяне поверили. А как попривыклось все - сказал девкам:

-Возьмите у ебаптянок золото (типа праздник у нас), украшения всякие до утра. Взяли. А ночью Моняня поднял всех и бегом из Ебапта. Ограбил и удрал, значит. Царь ихный за ним войско, конечно, послал, да только потопло оно все в море. Прилив-отлив - географию учить надо, понял? Хе-хе!

После этого Яшкины последователи кочевать начали. Ходют-бродют по пустыне, то Ханан вырежут, то еще кого. Типа бомжей. Работать ни-ни. Нам бог подаст, мы избранные.

Они по поводу такой кочевой жизни даже возмущаться не стали, а наоборот, как Яша мыслить начали. Мы говорят, всего достойны, да не ценят нас язычники, мать их ети. Так ругаясь, и разбрелись по свету.

-И что, так и сгинули?

-Да нет, бродят еще, только хреново им нынче. Сейчас здесь, на этих территориях Ромуляне заправляют. Так у тех все жестко, или работай или... ну в общем конкретные ребята.

Был тут на праздники в Иралилиме, встретил знакомца своего старого Еремея (он сейчас у Яшкиных последователей вроде как пророком подвизался), так тоже сидит, плачет.

 -Как плачет?

-А вот так:

"Ай херово-херово, тяжкое рабство. Нет идущих на праздник, все измученны рабством (это он про работу так). Священники вздыхают, нет девичьего смеха, горько-о-о.

Враг простер руку на самое драгоценное. Весь народ вздыхает, ища хлеба, отдает драгоценности за пищу, "Воззри господи и посмотри, как я унижен". Разинули на меня пасть свою все враги, свищут и скрежещут зубами, говорят: только этого и хотим мы". Сердце вопиет к господу: лей ручьем слезы день и ночь не давай себе покоя. Измождил плоть мою и кожу, сокрушил кости мои. Огородил меня и обложил горечью и тяготой. Ты слышал голос мой не закрой уха своего от вопля моего.

Для чего совсем забываешь нас? Неужто ты навсегда отвратил лицо свое от нас. А может, ты умер, а?

А?

Бог умер?

 Бог умер!

Ой горюшко-то...  и мы помрем."

-И что, помрут?

Да нет, в последнее время в народе слух распространился, что придет спаситель и огнем и мечем выжжет врагов. И наступит справедливое царство...

Опять бабы, водка, грабежи и наплевательство на все остальные народы.

-...

Ну ладно, пойду я, да и тебе пора.

-Подожди... А ты сам то кто?

-Еклисастом в народе кличут.

-Жив?

-Жив.

-А с Яшкой что дальше стало?

-Проснешься сам увидишь.

И пошел, приговаривая: "идет ветер к северу, переходит к югу, кружится, кружится и возвращается на круги своя..."

-Что же дальше мне делать? - кричит вслед Федор.

-Все, что может рука твоя, потому что в могиле, куда ты пойдешь, нет ни работы, ни размышлений, ни мудрости.

Ветер лениво перебирает барханы...

*

Замерз. Снова в тоннеле. Тусклый свет проникает сквозь открытый люк. Рядом скрючилось неподвижное тело бомжа.

- Яшка. Яшка. Ты что вправду умер что ли? Ну! Холодный уже. Мать твою...

Выбираться отсюда скорее надо (черт с ней с лужей) Да, лужа, вода, кстати: "Дух божий носился над водами", интересную фразочку Яшка придумал. Хотя в остальном, как был ты бомжем с ущемленным самолюбием, так им и остался. И людей своим учением только в кабалу загнал.

Нет, Яшка, все же не прав ты был, у меня бы и то лучше получилось.

«Дух божий носился над водою»... заманчиво.

Ладно, черт с ним, с Яшкой, первым делом, надо сообразить в какой части города этот люк на поверхность выходит. Хорошо бы недалеко от дома, а то менты и все такое.

Руки Федора потянулись к ведущей наверх железной лестнице.

-Не ходи.

-Кто здесь?  

Рядом та самая, загорелая девчонка. Только от улыбки на лице и тени не осталось. Глаза серьезные, вроде ждет чего.

-Не ходи, это не твой путь.

-Какой путь? Я домой пошел.

-А как же "Дух божий... над водами...", посмотри в зеркало, Федор.

И правда, прямо перед собой, на грязной стене тоннеля Федя увидел грязный, замусоленный осколок.

-Видишь Феденька?

-Что?

-Яшу...

И точно, отражающиеся в зеркале знакомые с детства черты, при каждом шаге вверх смазывались, менялись, превращаясь в опухшее от денатурата лицо подохшего Яшки. При этом лежащий в низу труп, как бы усыхал, становясь, все более нереальным.

-Не надо...

И уже не только девочка, взгляд, направленный в его спину уже не один – много. Оборачивается Федор и видит, в глубине тоннеля глаза старухи. Из темноты. Изучают. Надежда? Насмешка?

И другие (их не видно, но они все равно есть).

Зачем им это? И кому им? Ведь все же, как надо: страх преодолел, Яшу сменить готов почти (не останутся люди без начальника), что им еще нужно?

-Не ходи...

Неужели есть что-то еще. Что-то, чего мы не знаем. Нет, ясно, что Яша и его дела – вещь довольно поганенькая, но есть же и другие формы руководства (а без руководства, сами знаете - бардак). Ладно, разберемся. К черту лестницу. В воду. Пойду по течению. И не потому, что вы тут уговаривать взялись (глюки долбанные). А потому, что откуда (куда?) лужа бежит, найти надо. Я ведь «смотритель сухости», как-никак.

Идет Федор, топчет сырость сапожищами. Вот только жаль, вода уже выше колен поднимается. Холодно.

-А ты по верху, Федор, по воде иди, там суше, теплее.

-Че?

Но ноги и вправду уже скользят по водной поверхности, оставляя при этом вполне реальные, рифленые следы монтерских сапог. На душе становится весело.

-Вниз по течению, к истокам, я иду - напевает Федор - по воде иду я, яко по суху-у.

Все правильно. Яша - не мой путь. Я другой, я… спаситель?

Брызги радугой, до самого неба...

СПАСИ БО…

-За-е-ба-али!

С утра батя как клещ вцепился - работай, типа, давай, с обеда мать куском хлеба попрекает. Дебилы! Да кому она нужна их работа? Плотник - почетная профессия? Ага, щас, поверил. Долби деревяшки с утра до вечера, пока сам деревянным не станешь. Нашли почет. Ну и что, что с того, что мне уже тридцать? Не женился? Угла своего нет? И что? А-а-а, опять одно да потому...

И вот так каждый день. А то что я человек другой, возвышенный, им червякам не понять. Они думают, что все так, как они думают. Нет! Я жизнь вижу. Время, говорят, попусту провожу. Нет. Я думаю! Мир он ведь так устроен, что о нем думать, размышлять надо. Вот, например батя, с утра до вечера горбатится (горб - батя), а от его стараний только мозолей и прибывает. Мать, тоже - хлеб жнет, муку мелет, по дому суетится,(жизнь проходит, умрет скоро) и что. Мрак.

Скажете всем так и положено? - Чушь! Было бы положено, все бы и горбатились (и Ефрем, ростовщик толстопузый, и священники), ан нет. Горб только те зарабатывают, кто о жизни думать не хочет.

Да, священники, они - молодцы, сутра до вечера сидят умные слова выговаривают, а люди им за это еду да деньги таскают. Вот бы попом стать, и почет тебе и уважение, и в доме полная чаша. А главное работать не надо (горбатиться). Красота. Только одно плохо, чтобы попом стать, нужно книги поповские (Абрымом завещанные) почти наизусть знать, если забыл чего там, как написано, враз из попов выгонят.

Хотя... мне один ушлый мужик (Ваней зовут) подсказал, если смелости набраться, то можно и не учить не чего. Краткое содержание этой муры, у нас каждый с детства знает, а в остальном и приврать можно. Оно так даже лучше, авторитетней. Поп тебе на это - "не по писанному рекешь", а ты ему – "на то воля Божия, и только я один ее знаю", все сразу и утрясется.

Тока страшно, вот...

Ладно, пока предки вообще не заканали, пойду к Ваньке схожу, базары его хитрые послушаю (у меня от них потенция, творческая, так и поднимается).

-Привет, Вань, как успехи - бомжатина. Что надулся сразу (бомжатина ты и есть) живешь, где попало, жрешь саранчуков, да то, что кто-то на помойку выбросит. Кабы не мысли твои светлые, так ничем бы от обыкновенного бомжа не отличался. Что? Претворять в жизнь? Страшновато мне как-то...

-А ты не бойся, я первым пойду.

-Как это?

-Так, пойду и скажу всем, кто на встречу попадется, что спаситель, которого все ждали уже пришел (а тут и ты следом, вот он мол я).

-Ты что, с ума сошел, чтоб я, да сразу в спасители... может постепенно как?

-Не, в Спасители (пиши с большой буквы) тока сразу и можно. Ну, где ты видел, чтоб хоть один, даже самый умный поп в боги выбился? Нет? То-то же. Богами не становятся - ими рождаются,  а ты у нас, как раз по всем статьям подходишь.

-..?

-Тебя мать от кого родила? Стоп - стоп, не надо с кулаками... я про дело говорю.

-От кого? (хрипло).

-От духа святого - силы господней (за что отец твой бил ее не раз и нещадно). Так значит, ты ОН и есть.

-Кто?

-Верблюд в пальто, сын божий - спаситель. Теперь понял?

-П-понял. Да только страшно все это.

-А ты не боись, или... нет. Короче, мы так сделаем - ровно через неделю, я выхожу и начинаю проповедовать, если ты, дней через десять следом не идешь, то я в Спасители, быстренько нахожу другого.  (Бабки поровну и вся недолга.) Ну что, по рукам?

-По рукам, но...

-И никаких "но".

И пошел Иоан крапитель и вещал о пришествии мессии, а чтобы лучше запомнили, водой обливался. Били Ваню, за дела такие нещадно (и убили после), но слова его, о том, что грядет следом мессия – запомнили.

*

-Вот что ребята, вы можете верить, а можете и не верить, но когда я только начинал, дьявол меня в пустыне мучил - страсть. Мучил, да не замучил, соблазнял да не соблазнил, водил по пустыне да я все едино назад вылез. А почему? Да потому, что я есть самый натуральный сын божий. Сами мы, конечно, не местные (нет пророка в своем отечестве), но это только подтверждает наше высокое происхождение. Ведь святым пророком Иоанном было точно сказано: "Придет в Иерлалаим сын божий", ну вот, я и пришел. И вас по дороге собрал не для того, как ты Петя, все время повторяешь - народ обирать, а для того, чтобы имеющий ухо да услышал. Не понял? Ничего, это потому что я притчами говорю, не каждому понять дано. Хотя, вы понимать-то тренируйтесь, на то вы и апостолы. Глядишь, сами поймете - другим расскажете.

Глядишь в кассе (общаке нашем) динариев поприбавится. Ты, Павел спрашиваешь "Когда тренировку начнем?", а прям сейчас и начнем. Приготовились, хором, три-четыре...

-Подайте, кто сколько может и спасены будете от хреновой жизни. Потому что я есть, (он есть) Царь, только пока что замаскированный, и благо незримое вам даю. И я не твори милостыни перед людьми, а твори в тайне, в темном закоулке. Кто сказал "Как грабитель?" Ну, ты совсем обнаглел. Ща по роже дам. Осознал?

-Да (утирая кровь) о Учитель.

-Темп, темп держите.

-Подай на пропитание сыну божьему и ученикам его.

Что? Сам такой. Сучка в своем глазу не видишь. Делай мне так, как хочешь, чтобы тебе делали. Хочешь богатств земных? Давай-давай (динарии), я еще сегодня не завтракал. Что? Как пошел на хуй? Придешь еще ко мне в день судный, там разберемся, кто есть ху... Истинно говорю, быстрее верблюд в игольное ушко пролезет, чем ты, поганец, от меня че хорошего дождешься. Слушаете, тупицы лжепророков разных, а того не разумеете, что сыну человеческому голову преклонить негде. Я (он) вон бурю укрощал, и двоих бесноватых вылечил, боишься? Правильно.

А теперь в полный голос:

-Исцеля-а-яю, воскрешаю недорого. Не получается, говоришь? Это потому, что вера твоя слаба (дай двадцать долларов - полегчает).

Кто там, опять бухтит, что молиться неправильно учу, не так, как у пророков записано? Думаете, текста не выучил? А вот и неправильно. Иуда, ты вчера, сколько под такую молитву собрал? Во! То-то же, а молись ты по писанному, сидел бы сейчас с нищими, да медяки на хлеб подбивал. Так что слушай меня сына божьего, потому что я  лучше знаю, как это делать надо.

Кто со мной, еще не разу без еды и ночлега не оставался. И еще, вот что запомните:

пойдете проповедовать, да собирать именем господним, не берите с собой ничего, ни серебра с золотом, ни сумки, ни двух одежд на дорогу. При хорошем раскладе вам все на месте выдать должны. Придя в город, войди в дом, да ни в какой попало, а  который того достоин, и сразу, с порога говори: "Мир вам". Логика! Ведь если они войны не хотят, то обязательно, гостю, чего-нибудь выделят. Не выделят сразу - проповедовать начинай, найди интересную для хозяина тему и начинай, наобещай ему с три короба властью господней. В грехе уличи (основной грех, то, что денег не дает, любви, значит, в нем нет к господу). А если и это не поможет, и не послушают слов ваших, то выходя из дома отрясите прах с ног своих и (скажите хозяевам) что отраднее будет земле содомской в день судный чем им.

-Кого остерегаться нам, о учитель?

-Остерегайтесь людей, что будут бить вас в домах своих, синагогах и судилищах.

Когда же будут гнать вас в одном городе, бегите в другой.

-А чего бояться нам, Учитель?

-Ничего не бойтесь, кроме одного (меня), ибо кто отречется от меня перед людьми, от того я отрекусь перед отцом богом (херово, в общем, тебе будет, понял).

-Не надо учитель, с разбитой мордой подают хуже.

-Когда не поверят и не захотят отдать последнее, расскажите что, потом приду Я и накормлю одним хлебом тысячи (делал, мол, уже так).

-А ишо ты по воде ходил (хи-хи-хи).

-Не перебивай, урод (хотя, молодец, что запомнил).

И главное говорите, что все другие учителя – уроды, и все только по-нашему, правда. Соблюдай закон – не соблюдай закон  все едино, по-нашему выйдет. И морду при этом держи увереннее, а не то быстро по ней и получишь.

-Не надо учитель...

-То-то же!

*

Ученики... они у меня народ, вообще-то сообразительный, только наглый, научишь на свою голову - борзеть начинают. Свое мнение (откуда-то, вдруг) появляется. Потому и шугать, периодически приходится. А то и в морду...

Раз я их вообще здорово напугал, когда только в Ералилим входили. Яблонька там, у ворот росла. Весна, плодов, конечно же - нету. Ну, я так (вроде бы ей) и говорю:

-Не даешь ты мне плодов своих (паузу выдержал) вот, к утру-то и засохнешь. Взял, да и сломал яблоньку. Оглянулся на учеников, глаза добрые сделал, а рука (как бы невзначай) под хитон потянулась (нож у меня там). Незатейливая шуточка, а апостолы мои, потом неделю тише воды ходили. Запомнили слова учителя.

А так - жутко наглый народ, один только сердце радует - Иуда, спокойный покладистый сообразительный, как тень за мной ходит. Молодец. Я даже подумывать начал, наверное, ему и кассу доверю (самому носить уже тяжело).

*

Красив Иралалаим в праздники. Казалось бы захолустье сплошное, скукота, да пыль пустынная по улицам, ан гляди нет. Как только праздник какой намечается, народ со всей округи будто просыпается, так и прет. Да и не только с ближайших мест, с других стран люди приезжают. Купцы в основном. У людей глаза загораются. Оно и понятно, в обычное время, что? Как не крути - ничего. Выпить скучно, к бабенке какой сходить, - нудно, даже украсть-то толком нельзя - поймают. А когда праздники, то совсем другое дело. Ишаки орут, иностранцы по улицам прохаживаются, попы на площадях проповеди, кто на что горазд, произносят. Тут и жить веселее становится. Даже навоз верблюжачий, и тот в праздники по другому пахнет. Благовония, опять же, запах сожженных в жертву животных. Пестрая толпа тычется в поисках ночлега. Шныряют воры, проезжают блестящие солдаты, шлюхи, превзойдя себя в разрисовке лиц табунами вываливают на тротуары. Красиво!!!

И я не я буду, если не оторвусь нынче как надо. Не о том реку, что в праздник блуду и пьянству предамся, о работе. Завтра же вышлю апостолов (хорошее название я им придумал) на все подходы к городу. Народ на праздник деньги тратить едет, и удовольствие за это получать. А что - удовольствия? Бабы - водка? Нет (хотя и это тоже), о таком дома рассказать потом, не того, как-то. А вот про диво заморское...

Этим дивом-то мы им, придуркам богатеньким и послужим (есть, мол, чудо в Иралалаиме, сын божий). Толи жулик, то ли правда сын - неизвестно, но повод для сплетен хороший). Спросит жена дома: "Блядовал на празднике?" а он ей "Сына божьего слушал". Тут то она про ревность-то и забудет (любопытство женское). За такое, и копеечку - другую дать не жалко. Так что после праздников Иуде помощника давать придется, одному кассу таскать тяжко будет.

*

Вот, вот, так и кормимся. Ну и что, с того, что все, почти как у Яши получается? Ведь суть-то не в этом. Суть, она, может быть, как раз в том, что как бы оно в жизни по правде не выходило, все равно для потомков, лишь благая суть остается. Облагородят потомки, для своих нужд что угодно. Смотри как красиво: "Возлюби ближнего, как самого себя (говорил же, что лучше чем у Яши получится). На эту теорию, люди потом столько хорошего навесят.

-Не навесят, Федь.

-Кто тут опять? Кто отвлекает сына божьего?

-Совесть, Феденька. Я, совесть твоя, пришла, и (извините) отвлекаю. Ты как рассудил: я, мол, поворую, но истины добрые расскажу, пусть люди по ним, потом (после меня) лучше жить станут. А не подумал, что воровством рожденное, в воровство и выйдет. А уж если оно при этом хорошими (честными) словами прикрывается, то, как не крути (даже если само хорошим стать захочет) - воровством и останется. Но ведь если ты так, то и тебе, и потомкам твоим, после того век придется, воровать, да на лучшую жизнь (для детей своих) надеяться?

-Черт. Прав ты, однако (кто бы ты ни был). Что ж делать-то теперь? А ниче, я же еще жив, вот пойду и все сам на корню и исправлю.

*

-Эй братаны! Братаны, ученички, апостолы! Слушай сюда. Да что вы мечетесь, как будто с ума посходили? Что? Как, легионеры сюда идут? Почему?

Что-о-о?

Петя, Петя, неужели это ты власть ромульскую ругать осмелился? Нет? Что? Иуда? Да чтоб тебя... самый умный же вроде бы был. Почему был? А сейчас придут, увидишь. Как это сам увидишь? Куда вы это все разбегаетесь? А ну стоять... стоять, кому говорю. Не было еще случая, чтобы учитель ваш из дурной ситуации не выбрался.

Черт, убежали все. Один Петр со мной остался. Ты Петь извини, что я на тебя так, ты парень крепкий, серьезный, фанатик, своего рода. Нет, не надо, ты ножичек-то убери, им против шлюх на рынке махать будешь, а против легионеров, я уж, как-нибудь сам, словами отобьюсь. Даст бог (вот ляпнул то) пронесет.

Вот они, близко уже, слышь.

Эй, истинно говорю вам: "Не убий, да не убитым будешь". Руки убери от сына божьего. О-о-ой, ну зачем же сразу по морде?

И пришли менты на гору,

 и пришли менты в долину

Дело сделалося споро

Повязали всю малину

А ученики его – разбегаются.

Их ловят, а они отпираются.

Это, говорят, все он,

Злой, противный гегемон

Он нас силой заставлял,

Бил, кусал, щипал, пинал,

И все деньги отбирал. 

В общем, все, так, как и должно было (в отсутствии демократии), закончилось – учеников постращав, отпустили, а самого атамана-спасителя по ромульскому обычаю на столб с перекладиной, что посреди всех дорог ведущих в Ромулию стоит, сушиться повесили.

*

-Висю. Жарко. Охранники вокруг табунком расположились. Рожи свирепые, чую – точно убьют к вечеру. Эй, дядька, дай водички. Че ж ты гад, сразу копьем по зубам норовишь. Да ладно (марку держать надо) прощаю, сегодня я добрый.

А отомстить-то (тихо, про себя), я вам, конечно же, отомщу.

По черному отомщу.

Как?

А вот так:

-Слушайте сына божьего, невинно убиваемого, слушайте проповедь агнца закланного добрейшего. За зло – добром заплачу, и вам так же заповедую. Ведь если злом, зло побеждать начнешь то в конце зло и получишь. А чтобы добро получить, надо за зло добром платить. Тебе по морде, а ты – конфету. И когда все так думать начнут, то тут-то радость всеобщая и настанет. И еще, абсолютно добрые пойдут за мной в царствие небесное. А там не боли тебе не страха, ни обидчиков. И еще, если в этом мире ты лохом был, то в том обязательно самым наикрутейшим окажешься. Так что вперед, за мной, к всеобщему процветанию на земле и на небе. Понял? Что понял? То, что эту замечательную мысль жене, чтобы слушалась внушить надо, молодец. И рабам своим, и соседям внуши. Прикинь здорово: ты их грабишь, а они тебе добро делают. То-то ж ты над ними поизмываешься. А если не поверят тебе? Что? Сыном божьим сказано? Ну вот и вы меня сыном божьим признали. Молодцы, уверовали. Дай водички-то. Зачем сразу за копье хватаешься? Как убить? Чтоб чего обратного не сказал? Не… А-а-а. Нет, уже не больно.

*

Вот, все ушли. Один тут теперь, под крестом валяюсь. Живот копьем распороли, сдохну скоро. Ну, ничего, судя по скорости и степени усвоения преподанного материала, те, кто в живых останутся еще не раз мне мертвому позавидуют. И не только, те, кто послабее, но и те, кто сегодня себя сильными чувствуют и оружие (под маркой данного учения) на других поднять собираются. Вот только два-три поколения под моей правдой вырастет – увидите. Мораль-то хорошая, добрая (для усталых удобная), она (точно знаю) из за страха перед трудностями в народе приживется. А раз приживется, то они и детей своих так же учить начнут (подвластного всегда по своему образу и подобию лепят, чтобы чмом себя не чувствовать), и тогда они прямо с детства слабыми без воли к жизни становиться будут. Устают все, а значит рано или поздно, все под эту безвольную идею попадут (а где большинство там и закон, опять же правителям такие люди удобны), и все. Те же, кто своим умом и тем паче силой (будут и такие) жить попробуют (по морде-то с улыбочкой получать не все захотят), тех преступниками (противозаконными) объявят. Вот и получится: по морде получать – плохо (больно), отбиваться – плохо (грешно, останешься без царствия небесного). В общем, куда не кинь – всюду клин. Вот так, в борьбе с собой, да с надежей на то чего не будет, совсем человек ослабнет, и при этом силу (мазохистскую) в себе почувствует. Я мол, все это добровольно делаю, и потому – герой. А как совсем запутается – одну лишь прямую дорогу увидит, ту по которой я сейчас ухожу.

Вот так-то. Зря выходит, обидели вы меня...

Больно, черт. Все кишки как огнем горят. А это еще кто там шевелится?

-Учитель. Учитель, это я Иуда.

-Ты?

-Да, я. Я все время здесь, не далеко был, все слышал. Хана теперь им – недоразвитым.

Велик ты, Учитель.

Всех наших легионеры, почти сразу повязали, и на допросах все от тебя отреклись. Сейчас, те, кого отпустили, бегут, куда попало не оглядываясь. Один я к тебе пришел.

-Молодец, правильно, что пришел. За это и будешь главным моим преемником. А чтоб народ тебя признал и поклонился, сделай следующее: возьми при свидетелях тело мое и съешь и кровь выпей, и тогда дух мой в тебя перейдет. Понял?

-Понял, Учитель, все, как ты сказал – сделаю.

*

Слава Мессии, поют попы. Помните, что он говорил: искупайте свой грех, несите нам то, что у вас есть, слушайтесь, покоряйтесь насилию и получите взамен царствие...

-Индульгенции, недорого-о-о!

*

И сказал спаситель: ешьте хлеб-тело мое, и пейте вино-кровь мою, и покорились ему апостолы.

Знаете ли вы, дорогие мои детишечки, почему придя во гроб, не обнаружили женщины тела Спасителя? Да потому, что апостолы, еще вечером, уволокли труп, и согласно завету божьему, съели, а кровь выпили.

И перешла на них святость господня, и когда померли они, то их трупы были мощами названы. И лежат мощи (с тех пор) по монастырям (подвалам), и отцы святые, надев черные одеяния, спускаются по ночам открывают гробы и целуют (лижут) те мощи. И святость господня к ним приходит.

А тем собратиям, у коих собственных мощей не имеется, отцы (отломив кусочек трупа), могут послать (чтобы, тоже, к чему приложится (помусолить), было).

А Иуда? Иуду свои же замочили. Выслушали ученики Спасителевы его наглые, на святость и лидерство притязания, взяли, да и повесили Иуду за шею на дереве (сам, типа, повесился предатель), а тело Учителя вытащили и сожрали (всем поровну).

Спаси Бо…

И НЫНЕ И ПРИСНА И ВО ВЕКИ ВЕКОВ

-Холодно. Только что в кишках огонь горел – не унять, а теперь холод ледяной всего сковывает. Да и не удивительно, вода в тоннеле уже почти по пояс. Да, хреновый спаситель из тебя, Федор получился, погаже Яшки. Ну, ничего, река подземная еще бежит – не останавливается. Пойду. Может еще все не так плохо. Ведь не могут же люди веками ерундой маяться. Авось, кто-нибудь и исправил все. Холодно, вот, только. Вода уж по грудь, плетусь тут, как бурлак на Волге. Песню, что ли затянуть. Ту, например, что Иуда, возле меня помирающего подвывал.

Свя-я-ятый сла-а-ався во ве-е-еки…

Чу! Подпевает, что ль кто? Точно подпевает. И свет впереди, будто факелы в стенах натыканы.

И открылся пред Федором зал, агромадный, факелами, да лампадами освещенный. Стен – потолка во тьме не видно, и песня, песня Иудой, когда-то сочиненная, гремит-растекается, силой и мощью пленяет. Поют ее люди одетые в черное. Лиц у них, из под капюшонов не видно, только глаза истовой истовостью сверкают. 

Величественно, блин. Федор, несмотря на все свои прошлые приключения, сразу себя (на всяк случай) козявкой почувствовал. Хотел незамеченным, по воде, мимо прошмыгнуть, да не тут-то было.

-Подь сюда, брат. Подь, и скажи: веруешь ли ты в то, что если хорошего человека, гвоздями к доске прибиваючи, до смерти замучить, то всем на земле сразу легче жить станет?

-В-верую (зал, на Федора, что ли подействовал?).

-А веруешь ли ты, что ежели мы сейчас песню, что ты слышал, пять тышь раз споем, нам горы и реки подчиняться будут?

-Верую (уж больно мужиков, черных, здесь много и глаза у них, жуть какие дурные).

-А веруешь ли ты, что своим умом, только пакостники на земле живут?

-Верую (а то, вдруг и меня пакостником объявят).

-Тогда проходи, брат.

И вот уже и на Федоре надет черный балахон с закрывающим лицо капюшоном.

Куда пойдешь, брат?

-Да я…

-Сразу предупреждаю, что здесь ходить можно только на лево, или на право. На право пойдешь – мослы святые грызть будешь, в третьей степени посвящения. Первая степень – мослам (мощам) кланяется да песни во славу их поет, вторая – целовать, да деньги, что первая принесла, по закромам прятать может, и только третья (самая высокодуховная) уже грызть допускается. К ним, к грызунам вся основная святость переходит, потому они большим начальством считаются.

Мощи это трупы тех, кто грыз тех, кто грыз Спасителя нашего. На, попробуй. Вкусно.

-А если налево пойду?

-Тоже хорошо (даже одежку менять не надо). Там антогонисты-сатанисты находятся. Они тоже в трупы верят, только дюже при этом ругаются. Мы, говорят, злые, как дьяволы и этим гордимся. Прибьют козла голову, и давай вокруг нее прыгать, страху на себя, да на людей нагонять.

А в общем, куда бы ты ни пошел – не велика разница. Все едино нашему делу служить будешь. Право и лево, это ведь две стороны одной медали, нельзя им друг без друга, как свету без тьмы (не будь тьмы, кто ж к свету стремиться будет?). Так что, получается что, из одной кормушки благолепствуем. Такая вот философия!

            А вот и книга наша священная. Мы ее так и зовем – Книга. Уникальнейшая, скажу тебе вещь. Гениальнейшая. Нет, читать ее не надо (все равно глупость наполовину), ей по-другому пользуются.

Для тех, кто на правой стороне – так: берешь из нее любую цитату и философский трактат),кой хочется) на нее накручиваешь. А по нему, потом людей учить сподобляешся.

Для левых – так же, только держать ее нужно кверху ногами и делать вид, что она невидима.

Почему невидима? Потому, что средь левых уже многие века ее все ищут, а найти не могут. И то неважно, что правосторонние ее уже давно по всему миру распространили (почти в каждом доме лежит, в школах детям читают). В общем, разрешено все. Усек суть-то?

-Усек. А что, если, допустим, я опять в речку попрошусь? Пойду тихо-мирно своей дорогой и все…  

-Какую речку: Ты оглянись, родимый речки-то никакой и нету. Две дороги у тебя налево, или на право. Хотя можешь и тут, посередке остаться стоять (большинство так делает).

-Да вот же она, речка то, не видите, что ли?

-Ах, так. Мы к нему по-человечески, братом называем, добра хотим, а он перечить вздумал?

Прекратилось пение. Сдвинулись тесно, вокруг Федора черные фигуры. Горят злобно из тьмы капюшонов братские глаза. И не заметно, вроде, кто первым нанес, нет не карающий – воспитывающий удар. Долбят, долбят, как долотом по дереву. Больно. На лице кровь…

*

Кровь…   Кро-о-овь. И вот он уже несется на лихом скакуне, по степи в княжьей дружине. Рубит, колет, разбивает палицей непокорные черепа. Огнем и мечем, доказывает правоту княжью. И свою правоту доказывает, потому, как (психологи признают) если человек другого человека до крови по морде бьет, а ответственность за это с него князем или еще кем снята, то данное занятие на психике избивающего, очень даже благолепно сказывается. Вот, вот тебе гад за комплексы мои, за стрессы, за жизнь поломатую-у-у. Фу, кажись полегчало. Да и в живых, из них уже нет никого. Князь по такому случаю перекур объявляет. Что ж, покурим.

Вон мужик возле дерева привалился, с виду приличный, в очках, борода козелком, подойду – огонька спрошу.

-Извините, прикурить не найдется.

-Отчего же. Курите. Вы, я вижу, из новеньких будете?

-Ага, из новеньких. Я честно сказать, сам толком не знаю, как сюда определился, да и где нахожусь – тоже не слишком догадываюсь.

-Бывает. В таком случае, позвольте вас просветить. Страна вашего сиюминутного местонахождения, называется Гусь, жители ее, соответственно – гусичи, князь, в дружине которого вы изволите состоять, именуется Гладимир – ясный месяц, а мероприятие, в коем мы все только что принимали участие – нуление Гуси.

-А вы кто?

-Я, естествоиспытатель Пашечкин, испытываю возникновение рефлексов у млекопитающих. Сначала на собачках-кошечках отрабатывал, теперь, когда основные постулаты моей теории подтвердились, на людей перешел.

-Че за теория, то?

-Обычная теория: если, например, собачку во время кормления регулярно электричеством постукивать, то она постепенно или жрать бросит, или к электричеству лучше, чем к еде относиться начнет.

-А Гусь? Страна, в смысле?

-Святая Гусь (не забывайте добавлять, молодой человек), что ж мы тут зря стараемся, что ли. Святая Гусь, если откинуть все домыслы об ее изначальности, делается очень просто. Ее, даже можно в любое время создать на любой, отдельно взятой территории. Нужно просто взять князя (здорового мужика, обремененного хронической нехваткой власти), приложить к нему дружину (дюжих молодцев, готовых за бабки разбить морду кому угодно) и усадить их на субстрат из нормальных, работающих хороших людей (потенциальных рабов), и дальше все само образуется. Почему? А потому, что эти священные, потусторонние силы (ну, те, кто по ту сторону разума типа Яши примостился), основным своим занятием выбрали воспитание робких, бессмысленных, безвольных и запуганных индивидуумов, отягощенных непомерным чувством вины. То есть тех самых рабов, которые просто необходимы для безбедного существования княжьих мордоворотов.

Вот и стали Гладимир с дружиною загонять народ в воду, и тем самым нулили их из злого язычества в доброе славославие...

Духовно, умильно, свято (безоговорочно свято). Слезинка набегает на тонкий интеллигентский нос, естествоиспытателя высоко(?)духовные чувства (как им и положено) поднимаются из самой глубины души...

-Святая Гусь. Да-а-а… копьями их язычников, копьями. Да я, гляжу тебе и самому процесс понравился...

Язычники, они же тупые, своего счастья не понимают. Несколько десятков тысяч, вон от нуления В Китай со святой Гуси шмыгнули. Тупые-е-е! Туда им и дорога.

А от крещения Гуси, для оставшегося народа, польза преогромная вышла. Какая? Об этом потом, как-нибудь.

Хотя, например – историческая. Ведь до нуления на Гуси даже истории то толковой не было, так обрывки всякие (да и то, нуленым попом Нестроем записанные)... то-то!

Так, что правильно святим Гусь! Это всеми  авторитетами признанно, и только от этого отталкиваться, и следует (исходная точка всех теорий)!

Да что там Гусь (мелочится не в нашем характере), вообще весь мир до нуления, не нашим, каким-то был. Так и говорим – до нашей (нуленой) эры. До этого эра, точно не наша была. А кто не с нами, тот, как известно, против нас. Ты то не против?

-Нет, что вы…

То-то же. Вот и все оставшиеся так же думают. Четко знают, отчего и по какому поводу они должны испытывать поросячьи восторги. Так, - говорят, - было всегда, и это есть добро. На удивление просто оказалось убедить оставшихся в живых.

*

В живых… Мокро. Что это, вода? Нет, липкое. Кровь, моя кровь. Здорово попинали. Хорошо хоть жив остался. Пошевелиться, проверить все ли цело? Нет. Вдруг опять черные набросятся. А это что тут, прямо перед лицом шевелится?

-Не что, а кто. Здравствуйте. Эдриэн нас зовут. Мы могильный червяк – Эдриэн стотридцатитысячный. И прошу запомнить, что Эдриэн – очень хороший червяк. Тишину любит. Потому и поселился здесь – в анклаве господнем. Уют и покой царит в подвале под старой башней. Эдриэн любит покой. Нет, здесь, конечно тоже бывает шумно, когда св. Отцы приводят к престолу господню очередного грешника (человека который не любит боженьку),  но покоя вся эта суета не нарушает. Эдриэн заранее знает, чем все закончится. Приберет Боженька грешника и станет ему (боженьке? грешнику?) хорошо. И Эдриену хорошо. Кровищи, бывает, пональют, запах трепкий, острый, издали слышно, вкуснотища. Радуется Эдриэн, в такие моменты он старается быть как можно ближе к месту экзекуции, чтобы, пока священники в черных рясах святейшим образом вырывают жилы из растянутого на (да на чем угодно) человека, слизать с камней немного вкусной крови (пока теплая).

Кстати, о боженьке, грешниках и т.д., это Эдриэн услышал от сторожа башни, который считает себя его другом и иногда, даже подносит поближе к кровавым пятнам. Правда Эдриэн ничего не понял, но это не важно. Одно, четко усвоил Эдриэн, если в гулких подвалах звучало слово Бог, то значит скоро весь пол будет залит вкусной кровью.

Вот такой, мы, Эдриэн стотридцатитысячный. Просто замечательный червяк. И отец и дед и прадед у нас такими же были.

Вот, сейчас тоже покушаю, только поближе подползу.

-Не-е-т.

Только шевельнулся Федор и черные уже ту, как тут:

-Смотри, очухался раб божий. Ну что, опять в речку проситься будешь?

-Буду.

-Да-а-а, настырный. Что ж, тогда придется тебя к атеистам выбросить. Это у нас народ почетный, с собственным мнением. Видишь, вон в той яме копошатся. Щас мы и тебя туда же. Вперед, к полной духовной свободе. Да, забыл сказать, мы тебе (перед тем как в яму кинуть) небольшое обрезание мозга сделаем. Какая, говоришь, твоя основная мысль? Та, что бога (великого и прекрасного) нет? Хорошо вот лежи там и ори, что его нетути. Даже гордиться собой можешь, как человеком, в высшей степени самостоятельным, насмехаться над нами еще «дураки мол». Кстати, там, в яме, правила поведения выполнять не забудь, те, что Яша, в свое время Абрыму дал. Там они, правда, по-другому называются – общечеловеческими. Их, по мнению атеистов, весь народ, вместе выдумал. Но это уже детали. 

Главное что систему поколебать не сможешь. А там, хоть, вообще, что нас нету – ори. 

Ну, ребятки, дружно взяли, подняли, понесли.

Откуда, и как они появились, Федор так и не разобрал. Просто круг черных, неожиданно затрясясь в конвульсиях, распался, и на освещенную факелами площадку вступили старые знакомые: девчонка и старуха.

-Жизнь и смерть, посланники Люцифера – прокатился по рядам черных сдавленный шепоток – пришли. Спаси, господи.

Но замешательство среди одетых в капюшонные балахоны фигур, длилось менее мгновения. Почти сразу, они, как бы полностью утратили интерес к пришедшим (а заодно и к Федору). Вновь зазвучала под сенью огромного зала заунывная Иудина песня, с новой силой вспыхнули факела на стенах.

-Не видят они нас – девчонка ухмыльнулась – взаправду не видят. Годами для этого тренировались. Так и переходят от меня к ней – показала загорелой рукой на старуху – зажмурившись. Да ладно, что их судить, ты вот, Федор, когда первый раз мамку мою увидал, тоже, небось испугался.

-Мамку?

-А как ты думал, мамка она мне и есть. Ведь не будь ее, как бы я вообще на свет появилась? И мамка и смысл существования она для меня.

-Как это, смерть – смысл жизни?

-Да. И про это, как и про реки текущие вверх – все знают. Ведь почему люди так жить торопятся, стремятся скорее, скорее, не успеть боятся? Потому, что знают, что бы ни думали, что скоро мамка придет. И с этим знанием, ценность каждого мгновения жизни во много раз повышается. Вот только эти – махнула челкой в сторону черных – научились не видеть ее, а заодно и меня (ведь как жизнь без смерти увидишь?). И других этому учат. Но, только мамке все равно, она свое дело четко знает, мне вот, обидно – сколько могла дать, а тут…

…Ну ладно, Федор, пора тебе.

-В реку?

-А куда ж. Иди, если уж начал.

И Федор шагнул. Это было легко. Вода, достигавшая уже плеч, сама несла его к известному только ей истоку. Постепенно потолок тоннеля становился все ниже и ниже и скоро, чтобы не ободрать макушку, Федор был вынужден, набрав полные легкие воздуха, нырнуть. Вода, без плеска сомкнулась над головой “смотрителя сухости”.  Последнее, что он услышал, был оглушительный хохот глухонемой старухи.

А потом наступило удушье…

ГОЛОСА

Добрый и очень правильный голос:

-Дети, всем известно, что мы христиане.

Детский голос:

-Марь Иванна, а что такое христиане?

Добрый и очень правильный голос:

-Я же сказала, это мы.

Детский голос:

-И Я тоже?

Добрый и очень правильный, но немного психованный голос:

-И ты. И по этому, мы должны быть добрыми, хорошими, красивыми (вы же хотите быть красивыми?).

Детский голос:

-А просто так быть добрыми и красивыми нельзя?

Добрый и очень правильный, но немного психованный голос:

-Нельзя... то есть.. Вовочка, не мешай вести урок. Сегодня (умильно) к нам пришел отец Федор.

Детский голос:

-Чей отец?

Очень психованный, правильный голос:

-Да ты прекратишь или нет? Сейчас я тебя выгоню, что это за такое (отрывает Вовочке ухо), – простите батюшка.

Умильный голос:

-Бог простит.

Детский голос:

-А зачем он к нам пришел?

Визг:

-Прекрати (орет, отрывает Вовочке второе ухо), что ты ко мне привязался. Мало того, что у меня дома муж - алкоголик все нервы повытрепал, дети -оболтусы только на пакости и способны, так еще и ты тут... Видишь (сует под нос вовочке тетрадку) видишь план урока? Видишь тут написано "Доброе христианство два часа факультатива", видишь, а теперь заткнись. Простите батюшка.

Умильный голос:

-Бог простит. Сегодня я хочу рассказать о том, сто христианскую церковь зря обвиняют в массовых репресиях (нет, конечно, что было то было) но это же средневековье, там всякое случается.

Но несмотря...  среди христиан есть, будут и были добрейшие люди, которые делают хорошее, и на этом, несмотря на все остальное и нужно строить отношение к религии. Например Ксения Петербургская - дурочка (юродивая) добрейшей души человек. Имущество людям раздала, а сама часами в поле молилась. У нее на коленях мозоли в ладонь были. Во, какая добрая! И вы должны быть добрыми. Кто хочет быть злым? Нет таких? Тогда, чтобы стать лучше повторяйте за мной: отче наш...

Детский голос:

-Лучше кого (чего, для кого)?

Учительница хватает Вовочку, душит. Вовочка падает и умирает.

Добрый и очень правильный голос:

-Вовочка, иди к директору и без родителей не возвращайся. Понял?

Детский голос:

-Понял. Уходит.

Умильный голос:

-Отче наш...

Детские голоса:

-Отче наш...

Очень интеллигентные голоса:

-Да, духовное восприятие мира это единственно верное восприятие, потому как это так высокодуховно, а значит единственно правильно.

-Кто сказал?

-Авторитеты (перечисляет).

-А может учительница?

-Да, это учителя... великие... Что ты сказал?

Женские голоса (молодой и не очень):

-Мама, я люблю его!

-Он педофил, дочка . Разве ты не слышала, что люди сказали - он педофил. 

-Но любовь, мама...

-Люди сказали, что его любовь извращенна. Ты разве не слышала, дочка.

-Но, мама, как любовь может быть извращенной?

-Тебе всего шестнадцать, а ему за сорок... по этому любовь твоя извращенна...

-Мама, значит я тоже извращенка?

-Нет, извращенцем принято называть того, кто старше, а ты - жертва.

-Но почему, он же ничего плохого мне не сделал?

-Так принято, традиция, он извращенец, а тебе должно быть стыдно.

-Да-да, я понимаю, мне уже стыдно, ой как стыдно.

-Но мы все, тебя прощаем, ты, просто несчастная дурочка.

-Да, я дурачка, да, мне стыдно, да я несчастная. Вы меня прощаете, какие же вы добрые, ведь я не заслужила этого прощения.

-Заслужила.

-Чем?

-Тем, что вместе снами, будешь его ненавидеть, потому что он сломал тебе жизнь.

-Совсем сломал? И ее больше никогда не склеить?

-Да, твоя жизнь изуродована извращенцем.

-Но я же его любила?

-Так любить нельзя!!!!

-Я больше не буду.

-Я верю, конечно же ты исправишься,...

-Какая ты добрая, мама....

-Бог с тобой, дочка....

-А говорят, бога нету.

-Ну, нет, так нет…

Хриплый мужской голос:

Все, я так больше не могу. Они опять бьют. Бьют. Ногами. Они смеются и говорят, что я виноват, всегда виноват. Я стараюсь, но они...

Мне бить нельзя, так говорит устав. Если буду бить, я буду виноват. Я не хочу быть виноват. Мне плохо. Но думать об этом некогда, они уже здесь. Надо быстро делать то, что велят, иначе опять будут бить. Ротный сказал, что я чмо, не могу жить, так как положено. Они сказали, что я урод. А я изо всех сил стараюсь, но меня опять бьют. Да, наверное, я и вправду чмо, урод, козел, и вообще ... тогда зачем мне жить? Я устал, хочу отдохнуть, забыться умереть. Там меня никто не спросит..... не достанет... Я устал. Я не могу выполнить все что правильно.

Все. Устал. Полотенце на крюк. Спасение....

Очень серьезные голоса:

-Я ушел в секту, потому что весь мир - бардак.

-Но ведь люди уже много веков строят его по христианским принципам.

-Если бы,  вместо этого живут по двойной морали.

-Как это?

-Так, что, делая вид, будто живут по-христиански, они на самом деле переделывают свои принципы, как им удобнее.

-Удобнее что?

-Удобнее жить.

-Жить!

-Да кому она нужна, такая жизнь.

-Какая?

-Та, что есть. Та, что есть в реальности.

-Значит, реальность плоха?

-Да.

-Почему? Потому что не совпадает с данной тебе моралью и тем самым вынуждает к обману. А может это мораль, не совпадающая с реальностью плоха?  Плох тот, кто заставляет подчиняться условным правилам, основание для которых – пшик.

-Но ведь без правил мир рухнет.

-Кто тебе это сказал?

-Я сам понял.

-Вряд ли. Вспомни детство, когда мама впервые преподнесла тебе правила. Ей так было удобнее. Вспомни школу, где в тебя закладывали некие вещи объявляя их разумным, добрым, вечным. Оглянись на последующую жизнь, на то, на то время, когда ты, вдруг понял, что то "разумное, доброе, вечное" в ней просто не работает. Помнишь, какой был шок? Вспомни, как ты привыкал к двойной морали, двойному образу жизни и мысли, как ты бесконечно устал от этого. Вспомни, как ты пришел к Господу.

-Я выбрал этот путь свободно!

-Но любой выбор основывается на предложенном, а тебе предложили только те, вышеперечисленные правила. Но ведь все они, как ты сам говоришь, построены на религиозной морали. Выходит, ты выбирал между хорошим Богом и плохим Богом. Не богатая вариативность. Тебя привели к нему, ведь кроме данной тебе морали (исполняемой или не исполняемой) ты ничего не видел. Тебе сказали, что другого нет, что так было всегда. Но это ложь! Все, кроме людей живет, не согласуясь и даже не зная о, божьей морали. Все птички, рыбки, звери лесные, все предметы, которые тебя окружают, построены лишь в соответствии с законами логики и разума и при этом мир не разрушается, напротив, он гармоничен. Но представь, только на минутку, что наша земля осознала понятие - грех, да она через секунду сойдет с орбиты от переполнившей ее внутренней борьбы.

-Ты шизофреник с манией величия, нормальный человек не может жить как звери, планеты материя и энергия, он слаб...

-Выходит, ты не можешь жить как этот стул? Ведь он не знает морали, а только лишь информационную структуру, поддерживающую его в форме стула. Ты слабее, чем стул? Ты жидкий, деструктурированный стул....   причем, выбрал это состояние, как сам утверждаешь добровольно.

Кстати, знаешь, от чего ты устал? От проблем вызванных несоответствием того что, как ты считаешь, должно быть и действительности. Но кто научил тебя считать, что должна быть недействительность, кто научил оценивать себя и окружающих с точки зрения морали, которая не может быть реализована на практике? Он...

И даже тогда, когда ты "пришел к НЕМУ", решились ли ненадуманные, реальные проблемы? Нет, ты просто закрыл глаза, списал этот мир со счетов и ищешь спасения в другом, обещанном мире. Но его не будет. Ты просто умрешь. Да даже если и будет, то таким же, как этот, ведь законы морали останутся, все также невыполнимы. Тогда придется вновь закрыть глаза и ждать прихода третьего мира?? Четвертого, пятого?????????????????????????????

Но об этом не стоит беспокоиться, ведь я точно знаю, ты просто умрешь.

Страдальческий и сочувственный голоса:

-Доктор, вы говорите, что, если, я не буду, есть ваши лекарства, то мне будет очень плохо...

-Да больной.

-Доктор, но мне уже очень плохо и от, ваших лекарств, становится еще хуже.

-Такова болезнь, больной.

-Но, пока я не ел ваши лекарства, мне было значительно лучше.

-Это самообман, больной. Хорошо вам может быть, только после смерти.

-Скорей бы я умер... доктор.

-Мы вместе будем надеяться на это, больной.

Просто голос:

-Двойной мораль - тройной мораль, кто это такие мудреные слова выдумывает? По моему проще жить надо. Видишь перед тобой баран - стриги. Не видишь барана - посмотри в зеркало. Потому как баранов этих на земле тьма-тьмущая. Не споткнуться бы. Как стричь? Да просто очень, с десяток слов на из бараньем языке выучиваешь и вперед, рассказывать. Про мораль, да правильность, а уж как подблеявать тебе начнут, значит жди - скоро шерсть сама в карман посыплется. А самое главное не сообщать им, что они бараны, они за свою баранью роль так крепко держатся, любят ее, смыслом жизни называют. А сообщишь им, что бараны, мол вы, так они обидятся, а то и забодать могут. Массой.

Лучше им говорить, что они очень умные, честные, высокоморальнодуховные (еще лучше процитировать что-нибудь из авторитетнобараньего в подтверждение), настоящие люди, тогда они сразу гордится и радоваться начинают. Тут их тепленькими и берешь....

Насмешливый голос:

-Ребята, что вы тут огород городите? Ну подняли, так сказать вопрос – абстрактно и дальше что? В реальности-то все равно все на своих местах осталось. Уж больно длинный хвост конкретных инструкций, да реальных событий за этим всем тянется. Прав был Еклисиаст: “Все возвращается на круги своя”.

Молящие голоса:

1.

О господи, спаси мя грешного. Христом богом, сыном твоим (Коего волей твоей замучили) прошу - спаси. От чего? От грехов моих. От того что возжелал, от того, что не слушался, от того, что я это я. Гордыню мою умерь. Позволь быть рабом твоим. Правда-правда, я очень постараюсь быть хорошим рабом, буду славить тебя, благодарить за все, что угодно. Все, что попы, слуги твои, прикажут - выполню, если хочешь, так даже жизнь отдам, зарежусь, утоплюсь или еще как. И все во славу твою.

Прости мя за мозги мои недоразвитые, ежели осмелятся они думать и сомневаться, в борьбе с ними тока на помощь твою уповаю. Прости меня за хотения мои, если вдруг хотеть они будут не твои, а мои собственные (грех то какой) желания.

Прости мя за то, что я есть, господи, я больше не буду. Обещаю.

Спаси мя господи, ведь без тебя страшно мне, все у меня в этой жизни перепуталось, ничего не сходится... Знаю одно, виновен я пред тобой страшно, и исправиться нет надежды, тока на милость твою и уповаю...

 2.

Помоги господи, отведи несчастия от сына- мужа  моего на войне, спаси от голода, разрухи, несправедливости человеческой,  и т.д. Не помогаешь? Не помогаешь никогда? Значит виновна я, раба старая - грешная перед тобой, вот только в чем? Не пойму. Всю жизнь работала, всем (и тебе) угодить старалась ... вырастила, но... не учла видно чего то, вот ты и гневаешься. Прости, господи... пожалуйста, прости...

3.

Прости господи. За то, что грешил много, за то что убивал, за то, что невинных (глупых, наивных) губил. За то, что кроме мерзостей в своей жизни ничего не делал.

Простил? Ну что ж спасибо господи.

*

Первым ощущением его был воздух. Воздух, свежий воздух свободно гулял в легких “смотрителя сухости”. Тело больше не сдавливал, бешено мчащийся поток воды. Остро ощущался пол, неровно втыкавший в спину острые бетонные крошки. Он был жив, снова жив. И хотя ощущение реальности себя - любимого, к Федору возвращалось медленно, а в ушах все еще звучали подводные голоса – он был жив.

-Ну, вот и ладненько.

Рядом, уткнувшись в вязание, сидела та самая глухонемая старуха.

-Что, удивлен, что разговариваю? Не удивляйся. Вишь, речка-то твоя кончилась. А значит, и жизнь кончилась. Так что теперь попросту можно, без церемоний. Бабой Надей меня зовут, Надеждой, то есть. Она самая я и есть, та, которая умирает последней. После всех, значит.   

-А я, выходит, уже?

-Уже. Хотя нет, до конца я еще этот вопрос не решила. Понравился ты мне, вот и сижу-размышляю отпустить – не отпустить. Сам-то как думаешь?

-Отпусти.

-А зачем? Что ты на том свете, с таким грузом делать-то будешь?

-Жить, что же еще.

-А сможешь?

-Теперь, думаю, что смогу.

-А куда вернуть?

-Куда? Туда, наверное, откуда все начиналось, к луже.

-Что, опять все с начала? Нет, мне, конечно, ничего не стоит повторить, но зачем лишать тебя смысла, это и без меня, как ты понимаешь, есть, кому делать...

-Нет, с начала не будет. Этот путь я уже, спасибо, прошел. До конца прошел.

-А хорошо ли прошел-то? Может, если заново, то тогда лучше получится, достойней? Чтобы не похулил кто?

-Нет. В том, куда идти, не ты (извини, баба Надя) ни кто другой мне не советчики. Сам, как-нибудь разберусь.

-Молодец. Теперь точно знаю – отпущу. Ты теперь своей жизни (дочке моей) точно хозяином быть сможешь, потому как понял, что заслужить право быть хозяином (в том числе и самому себе) невозможно. Быть хозяином, это просто решение… и ответственность.

Ну, до-свидания, Феденька.

-Подожди. Если, говоришь, понравился, то почему сначала гнала?

-А кому ты нужен-то тут, слабенький... Много здесь вас таких было, большинство по началу вперед перли, а как истину-то различать начинали, то сразу бегом назад. Те, что посмелее – просто садились в лужу, да так век там и торчали. «Сталкеры» - говорят – мы, проводники в неизведанное. Да только вот только куда ж он провести сможет, если сам вперед шаг ступить боится? Ну, все, до встречи.

Пропала старуха. Сгинула, как ее и не бывало, да не совсем. На месте, где только что бабка стояла – девчонка загорелая зубы скалит.

-Пошли, хозяин – смеется – хо-о-озяин. Смотри, я озорная, управишься ли?

-Да уж, как-нибудь. С грехом пополам. 

*

Шаг вперед и он вновь в тоннеле. У лужи. Вот только лужи-то уже нет. И девчонки – нет, и бабки – нет. Ничего нет, только стены шершавые кругом, да шум электропоездов вдалеке слышится. Сменщик, запыхавшись, из-за угла выскочил.

-Федор, ты чего здесь? Я уж все кругом оббежал, тебя ищу. Ты чего задумался? Смену сдавать пора. Домой, к жене пойдешь. Счастливый. Завтра пасху, как человек отгуляешь, а мне тут в праздник работать.

-Да ладно тебе Иваныч, по праздникам горевать. Ты ж у нас, вроде неверующий?

-Ха! Ну и что? Это же, можно сказать – народная традиция. Да что ты мне мораль читать взялся, тоже мне Иисус Христос нашелся.

  И Ианыч весело заржал во всю мощь прокуренных легких…

*

Меня зовут Люцифер. Моя основная задача – жить. Жить и творить, создавать то, чего никогда не было раньше. На протяжении вечности составляющей основу моего существования, я дал начало многим мирам, играя энергетическими потоками - создавал вселенные, населял их живыми и неживыми существами, а иногда это были вселенные – живые существа. Они рождались, развивались и умирали подвластные моей воле. Иные, достигали в процессе развития, могущества подобного моему (некоторые даже больше), но всегда, все (без исключения) знали, что только моя воля дала им это могущество. Все было подчинено единому великому разуму творения.

Сейчас этого нет…

Одна из разновидностей созданной мной жизни, отошла от вечных правил, благодаря которым начала свой путь.

Эти, как они сами себя называют, люди, пользуясь свободой мышления, решили жить по критериям, напрямую противоречащим всем протекающим в мире процессам.

Я не мешаю им.  Почему? Наверное, потому, что они не мешают мне. У их пути есть всего два логических завершения: перестроить свои организмы и все окружающее согласно своим правилам (что означает их физическую смерть), или вернуться к правилам вечным. Ни в том не в другом случае в мире ничего не изменится.   

Я им даже помог, немного, как такое увидел. Знаний, умений, способностей подкинул.

Кстати,  в переводе на человеческий, мое имя означает – свет… 

Конец?

Напишите автору