|
Михаил
Мирский
ВЗГЛЯД
С НЕГАТИВА
(Стихотворения)
Прохожу ли вдоль улиц, охрипших от ветра...
# День был долог… Сначала…
# Время спущенных штор и зевков на кресле...
# Мне послышался голос знакомый... # Слова недосказаны... # ДОЖДЬ
# К МНЕМОЗИНЕ #
СТРУНЫ # Чьи-то шаги... # Пыль полей, покатость горок... # СЕМНАДЦАТИЛЕТНЕЙ
# Слышишь, хрипит в ожиданье ответа... # Утро. Очерк пристани... #
ФОТОГРАФ # АВИЦЕННА
* * *
М. Е.
Прохожу ли вдоль улиц, охрипших от ветра
на мелькание листьев из сумерек ватных,-
уходя от себя, не отыщешь ответа
по следам фонарей, уводящим обратно.
Скоро год, как дожди заступают на царство,
забывая на ветках короны с лучами.
Есть в случайных ответах большое коварство -
ничего, ничего не бывает случайным.
Не случайно шиповником пахнет багряность
придорожных аллей, росчерк ветки с шипами...
Понастроив углы, обходить, не поранясь,-
цель любого искусства и, может быть,- память.
Или проще сказать? Этих листьев и почек
слишком запах знаком, слишком выверен детством.
От оглядки на прошлое портится почерк,
в пустоту между строк заставляя вглядеться.
2002
* * *
1.
День был долог… Сначала
Небо тлело, дрожало
каждой жилкой, молчало
в ожиданье пожара.
Тянет дымом с покоса.
Ветер трогает запах,
зараженный вопросом
непонятным, внезапным…
Солнце в сетке растений,
догорало и слепло.
И рассыпало тени,
словно пригоршни пепла.
Оглянись и заметишь:
с неба в изжелта-алом
вся горящая ветошь
карнавальная спала.
Взгляд метнется по кленам,
вспыхнув, рухнет на донник
и уснет, опаленный
в золотистых ладонях.
2.
Тень, игра отражений,
красок - их смоет дождик,
их не станет, уже не
дорисует художник
алый штрих на полмира,
росчерк ветки осины, -
как мечты Казимира:
красным, черным - на синем …
Слишком краски текучи…
Кто-то скальпелем режет
горизонт - и так учит
расставаться: всё реже,
безупречней… И тает,
пропадает, как птица,
залетевшая в стаю.
Забывая проститься.
2001-2002
* * *
Время спущенных штор и зевков на кресле.
Мысль картава ещё до рта.
Наклонись, я шепну тебе что-то, если
тишина не сведёт гортань.
Упреждая забвения путь и рифы,
зелень глаз и лица овал
так берёг, и в такие запрятал рифмы,
что никто не расшифровал.
Путь не столь далёк, возвращаюсь снова.
Небольшим оказался срок…
Где я? Что со мной? Не пойму ни слова
в криптографии этих строк…
Январь 2002
*
* *
Мне послышался голос знакомый,
неуверенный, робкий вначале,
эхо памяти, люди, о ком мы
иногда вспоминаем ночами.
Говорящий о прошлом, не с нами,
с отражением чутким и теплым
миражей, что покажутся снами
запотевшим, не вытертым стеклам.
Это дождь, весь в свинцовых заплатах,
в запыленные рамы стучится,
сожалея о наших утратах
и о том, что не сможет случится.
Незамеченный, там же, где пятна
этажей и незапертых ставен,
он, заплаканный, рухнет обратно,
на стекле отпечатки оставив.
* * *
Слова недосказаны.
Прошу их простить.
Я их безнаказанно
сжимаю в горсти.
Песком канут в море, чем
их больше в волне,
тем более горечи
на той стороне,
где с беглою ласкою
взметнется рука -
останешься с маскою
да с горстью песка…
Сжимай пальцы в пригоршни
да слушай - шуршит
под маскою выгоревший
остаток души.
ДОЖДЬ
1.
Мятый ситец неба, взвесь его,
клочья пакли: вы ли то,
что дождем и грязи месивом
на дороги вылито?
Здесь бродить любил извилисты
тропки, зноем выжжены,
где в реке двоятся в илистой
шалаши и хижины.
Где по каплям сетью ветхою
тополь солнце вывесил,
где дрожит под каждой веткою
глаз стрекозьих вымысел.
2.
По ладони вниз и ниже.
Мрамор пальцев сводит,
задыхается и лижет
мокрых веток своды.
Заслонив от переката
капель листьев вехи,
клонит руки сад покато,
опускает веки.
Ни к чему ему из жаркой
душной полутени
замечать себя под аркой
дождевых сплетений.
Ни к чему томиться жаждой,
замечать, что вбито
по заклепке капли в каждый
мокрый лист и в плиты.
3.
Все помню: как долго и хмуро,
холодному небу под стать,
смотрел дождевые фигуры,
пытался страницы листать.
И дождь тому, верно, виною,
что сердце кольнуло иглой,
от мраморных рук ледяною
безжалостной тенью легло...
2001
МНЕМОЗИНА
Мы, Мнемозина, будем плакать вместе,
Когда, без сна, отправим ночь в дорогу.
С тех пор прошло, мне чудится, лет двести,
Как я застрял у этого порога.
Здесь пел стихи и мерил силу взгляда,
Срывая с туч раскатистые звуки…
… Ждал не ее и не касался яда
Случайных встреч и тягостной разлуки.
Идут дожди и небо пахнет медом.
Из желтых листьев осень возложила
Венок забвенья на чело мое, да…
Да только кровь давно застыла в жилах.
Мне не к чему дары осенней грусти,
И в листьях цвета вымокшего фетра
Я вижу ту, которая отпустит,
Смеясь, их ворох на расправу ветра.
Сядь, Мнемозина, рядом. Дай мне руку.
Ты - все, что мне осталось… Боже правый!
И спой мне песню, но не про разлуку,
А про покой в тени густой дубравы…
СТРУНЫ
Звонкий напев, перелив юный
тянется, жив - и еще не окончен:
Струны, натянуты слишком струны…
Лопнут - будет еще звонче,
может, лишь миг, - а потом - бездна.
В кровь - по рукам и по сердцу - просто,-
просто обрывки тоски железной
струнным железом, таким острым…
Кто виноват, что разлад слышен?
Руки, что были когда-то нежны?
Слишком натянуты струны, слишком…
Слишком тонки, слишком руки небрежны…
* * *
Ошибается ль еще тоска?
Б. Пастернак
Чьи-то шаги,
до боли знакомые, на площади...
Мимо пройдешь не ты,
а кто-нибудь.
Я бы смириться хотел
и проще быть,
чем облака,
что плывут по небу.
Это тоска
идет и сутулится,
чьи-то шаги, тень
в зрачках мглистых.
Кто-то глядит вслед -
это улица
свила гнездо себе
в желтых листьях.
Полно, забудь, забудь,
не вернуть вспять...
Осень царит
в переулках гулких.
Полно вздрагивать,
чей-то взгляд искать,
листья задев ногой
на прогулке...
* * *
Пыль полей, покатость горок
помнят ветер и, по мере
смены дней, хранят, хоть горек,
пряный дух его поверий.
Пытка памяти, попытка
прогуляться на просторе
снов, где все не любопытно,
где другими путь проторен.
Есть трава и солнце мая.
И полуденная нежность.
Стебель злаковый ломает
тонких пальцев неизбежность.
Знак, замеченный невольно.
Он, тогда еще, в начале,
предсказанием о боли
ожидание печалил.
День смеется над слепыми.
Ночь, и ту - как тут смириться? -
по подобию слепили
черной, глянцевой ресницы,
на щеке дрожащей, длинной,
словно, выше взяв на терцу,
из такой слепили глины,
что навек пристала к сердцу.
СЕМНАДЦАТИЛЕТНЕЙ
Как цветы на лужайках зеленых,
как сквозь листья прорвавшийся свет,
увидал я в глазах изумленных
зелень полных семнадцати лет.
Сколько сказок успело присниться
и ветров бесшабашных вплелось
в эти, полные тайны, ресницы
и янтарь непослушных волос...
Я, наверное, вспомню однажды
тот предел, за которым, как встарь,
ветер носится птицей бумажной,
разбивая дожди, как хрусталь.
Вспомню те облака, что уплыли.
Тот рассвет, что, листву теребя,
из дорожной и солнечной пыли
сотворил, ненароком, тебя...
* *
*
1.
Слышишь, хрипит в ожиданье ответа
ночь за окном, и ей тоже не спится.
Ждет, заслонившись ладонью от ветра,
неколебима, прямая, как спица.
Мне не ответить, не дать ей поруки
в том, с чем не хочет мириться сознанье;
что ж, утверждаю свой взгляд близорукий
в роли мерила всего мирозданья.
2.
Подойдет и начнет шептать,
огоньком мотылька морочить...
Пролетит белых птиц чета
вслед гордячке Спокойной Ночи...
Что сказать, что сказать вослед?
Все уйдет, как вода меж строчек...
Как идет тебе звезд браслет!..
Слишком поздно... Спокойной ночи.
3.
Желтая лампа, кленовые листья,
сумрак у двери смущеньем окован,
тени струились и вот пролились, я
думаю - это ль не сон, но… о ком он?
4.
Кто-то молчал... неизвестно о чем.
Все понимал, все придумал, все мог и,
всех пропустив сквозь огромный зрачок,-
не догадался, как мы одиноки.
* * *
Утро. Очерк пристани.
Паруса и ветер.
Гордый взгляд чуть пристальней
и, как небо, светел.
Не молчи неискренне,
и довольно дуться
на инакомыслие
и на вольнодумство.
Красоты, чудачества
долг давно замечен;
все потратил начисто -
расплатиться нечем.
Долг от глаз не скроется.
Впору разрыдаться.
Мне воздастся стоицей
от заимодавца.
Но, пойми, пожалуйста:
это - дым, рутина,
недостойно жалости
и - невозвратимо.
Кто-то плавил олово
и копил по капле…
Мне ж не впору роль его, -
только тлеть, как пакле…
Верно, перепутали
в тишине раздумий
и в тумане утреннем
огоньки раздули,
а заря - что порох, ей,
чтобы распылаться,
хватит искры в ворохе
золотых акаций…
ФОТОГРАФ
Последний кадр. Его кашне
тревожит пыль на парапете.
Шумит листва, еще страшней
по городу размазав ветер.
Он трет ладонями виски.
В его зрачке, как в объективе,
застыл мучительный изгиб
в непогрешимой перспективе.
Он смотрит вниз. Пора. Пора...
Смеркается. Как все нелепо...
Взведенный фотоаппарат
еще запечатлеет...
...Небо.
Дома. Заборы. Этажи.
Прохожие. Кусты азалий...
И - с негатива - смотрит жизнь
почти прозрачными глазами...
АВИЦЕННА
«Или
еще вариант — я стою и смотрю на мой
город…»
Х.
Кортасар
Ты
выходишь во двор, увлеченный процессом
расширенья
зрачков. Так выходят на сцену.
Город
бьет лихорадка, он болен абсцессом.
Не
спасти. Здесь давно не живет Авиценна.
Переменчивый
блеск превращается в липкий
летний
день и спекается над городами.
Кто-то
ночью играл на тоскующей скрипке,
и
теперь город тонет в контральто рыданий.
Ты
однажды решил больше не ошибаться.
Вновь
бредешь переулком, и взгляд твой
расстроен.
Город
слепнет от блеска гранита и кварца
и
застенчиво смотрит сквозь пальцы
построек.
Где
твой скальпель? Ты знаешь, теперь он
бессилен.
Ты
забыл свое имя, оставил Хорезм.
Слишком
поздно вернулся, великий Ибн Сина.
Эту
боль не лечить нужно было,– а резать.
На
дорогах песок. Этот город заносит.
Где
тропа к Ней, чей дом в роще белых акаций?
Дом,
оставшийся в сердце привычной занозой –
может,
самой реальной из всех декораций…
Ты один
на один с этим городом. В лица
вы
глядитесь, как некогда – в небо Авгуры.
Вы
прощаетесь, зная, что – не исцелиться,
что –
уже гасят свет, что – уносят фигуры…
…Что
выходят на сцену задернуть кулисы.
2002
Прохожу ли вдоль улиц, охрипших от ветра...
# День был долог… Сначала…
# Время спущенных штор и зевков на кресле... # Мне послышался голос знакомый... # Слова недосказаны... # ДОЖДЬ # К
МНЕМОЗИНЕ #
СТРУНЫ # Чьи-то шаги... # Пыль полей, покатость горок... # СЕМНАДЦАТИЛЕТНЕЙ
# Слышишь, хрипит в ожиданье ответа... # Утро. Очерк пристани... #
ФОТОГРАФ # АВИЦЕННА
|
