|
Михаил
Волков
РАЗДВОЕНИЕ
ЛИЧНОСТИ
(Проза из цикла "Сказки для самых")
Жил-был царь.
Был он монарх, каких поискать, но, на беду,
страдал раздвоением личности. Большую
часть времени он понимал, что он царь,
ходил и сидел по-царски и занимался
государственными делами или охотился.
Но порой болезнь обострялась, и ему
представлялось, что он не царь, а царский
конюх. Тогда он бежал на конюшню, чистил
там лошадей, задавал им корм, убирал
навоз и больше всего боялся, что его
отругают или даже выгонят за
нерадивость. В принципе, никакого вреда
от этого никому не было, разве что
настоящим конюхам становилось нехорошо
при виде Его Величества за таким
занятием, и они разбегались кто куда.
Хуже было
другое. Конюх, представлявший собой плод
воображения царя, тоже страдал
раздвоением своей и без того
сомнительной личности. Порой ему
казалось, что он - Чрезвычайный и
Полномочный Посол королевства Бандурия.
То, что такого королевства в реальности
не существовало, ничуть его не
беспокоило. Он-то точно знал, что оно
есть, и помнил в подробностях его густые
леса, горную цепь со спящим вулканом,
ласковое море, омывающее южное
побережье, полноводные реки, сытые
деревни и богатые города, соединенные
торговыми путями, и среди них -
величественную столицу, в центре
которой сверкает изумрудами и рубинами
королевский дворец под золотой крышей, и
самого короля - мудрого, справедливого,
обожаемого своими поданными правителя,
страдающего, к величайшему сожалению,
раздвоением личности.
Поэтому наш
царь, находясь в образе конюха, не всегда
способен был удержаться сколько-нибудь
продолжительное время в основной
ипостаси данного образа. Часто, не успев
даже добежать до конюшни, он внезапно
переключался на конюхово alter ego, то есть,
на посла, тут же забывал о неубранном
навозе и некормленных лошадях и спешил
вручить царю - настоящему, естественно -
верительные грамоты короля Бандурии.
Грамоты эти, по понятной причине, он
нигде не мог найти и приходил в ужас при
мысли о предстоящем дипломатическом
позоре. Он плохо представлял себе, как,
глядя своему королю в глаза, сообщит ему,
что он, Чрезвычайный и Полномочный,
потерял где-то верительные грамоты.
Дескать, простите, ваше Величество, я
больше так не буду, дайте мне новые. Тем
более, что король Бандурии может в этот
момент находиться под влиянием своей
альтернативной личности - людоеда с
острова Даймацу (такого острова не
существует, но королю на это наплевать), -
и тогда бедному дипломату особенно не
поздоровится.
Когда посол
Бандурии сидел тихо и не всплывал из
глубин царской психики, царю жилось
гораздо легче, так как все его проблемы
ограничивались конюшней. Но изредка
царские заботы просачивались извне в
его конюхово сознание, и тогда царь
тайком пробирался в свои покои, чтобы
заняться государственными делами. По
дороге он, чувствуя себя конюхом, боялся
всех и вся, начиная с младшего лакея и
кончая настоящим царем. При этом ему
представлялось, что царь куда-то уехал и
отлынивает от работы, что, строго говоря,
было чистейшей правдой. Дела же
государственные не терпели
отлагательства, и у конюха не было
другого выхода, кроме как, по
возможности, заменить царя, что он и
делал, проявляя при этом немалое
мужество. Государственные дела всегда
лежали во втором ящике ночного столика,
и найти их мог даже конюх, особенно такой,
который до этого бывал царем. Он
доставал их, занимался ими примерно
четверть часа, поминутно озираясь, затем
совал обратно в ящик и с облегчением
убегал к себе на конюшню.
Царица давно
привыкла к болезни мужа и даже
использовала ее в свое удовольствие,
приходя на конюшню и придираясь к
качеству царской работы, когда он чистил
ее белую кобылу. Она цеплялась к
малейшему пятнышку и становилась
совершенно невыносимой, особенно когда
ей мерещилось, что она и есть та самая
кобыла.
Справедливости
ради следует сказать, что большую часть
времени царь пребывал в нормальном
состоянии, когда конюх, запрятанный в
недрах его подсознания, и посол,
запрятанный в недрах подсознания конюха,
не подавали признаков жизни. В такие
минуты царь в полной мере мог вкушать
радость жизни и вкушал бы, не будь та
радость омрачена известиями о подвигах
знаменитого разбойника, героя былин и
саг, известного под именем Пятипалый Гу.
Согласно легендам, он грабил богатых и
всю добычу отдавал себе. А бедных просто
убивал. Свое прозвище, по слухам, он
получил за то, что на левой руке у него
было пять пальцев - результат стычки в
Лысом ущелье, где две роты дворцовой
гвардии при моральной поддержке
вооруженного отряда местных жителей
пытались его поймать, но так и не поймали.
Злые, впрочем, языки утверждали, что он
так и родился с пятью пальцами на руке, и
стычка тут ни при чем. Говорили также,
что Гу страдал раздвоением личности,
причем его второе "Я" был он сам
десять минут назад. То что творилось в
его голове, когда второе "Я"
пробуждалось, не поддается описанию.
Возможно, поэтому он и вел себя так
невежливо по отношению к другим. Царь
строил разнообразные планы поимки
Пятипалого Гу и собирался публично его
повесить, но тот пока что не спешил
ловиться и позорно уклонялся от петли.
В свободное
время государь любил охотиться в
Монастырском лесу, где водились
гигантские суслики. В глубине леса стоял
древний монастырь, настоятель которого
с возрастом выжил из ума и примерно пару
дней в неделю считал себя Богом. В этом
качестве он иногда гневался и насылал
град, от которого страдали окрестные
поля. Сопровождаемый охраной, царь ехал
на своем любимом коне, зачастую
оседланном им же самим, чего он в данный
момент не подозревал. Иногда Его
Величество гикал и со свистом уносился в
направлении горизонта, а одураченные
охранники тщетно пытались его догнать.
Конь у царя был вороной, подарок короля
Бандурии, красоты и резвости
необычайной. Он имел только один
недостаток: временами ему казалось, что
он кенгуру.
|
