|
Михаил
Волков
СЧАСТЛИВЫЕ
ЧАСОВ НЕ НАБЛЮДАЮТ
(Проза из цикла "Сказки для самых")
Жил-был
чиновник. Звали его г-н Таймович, и
служил он старшим хроником в отделе
учета и согласования Департамента
расписаний Министерства времени. Был у
него свой кабинет на втором этаже в
конце коридора, где он сидел ежедневно с
понедельника по пятницу с восьми до пяти,
перерыв на обед с двенадцати
до двенадцати сорока, а также в
субботу, но уже до часу и без обеденного
перерыва.
К работе
своей г-н Таймович относился на редкость
добросовестно, за что был весьма ценим
начальством. Он никогда не опаздывал на
службу и никогда не уходил домой раньше
времени. Просыпался он безо всякого
будильника точно без двадцати пяти семь,
четырнадцать минут принимал душ, чистил
зубы, умывался и брился, девять минут
готовил завтрак, восемнадцать минут
завтракал и пил кофе, четыре минуты
одевался, в семь двадцать выходил из
квартиры и через восемь минут садился в
трамвай, который подходил к остановке
ровно в семь двадцать восемь. Поездка
занимала двадцать две минуты. Выйдя из
трамвая, он пять минут шел от остановки
до входа в Департамент, за три с
половиной минуты преодолевал четыре
лестничних пролета и длинный коридор и
ровно в семь пятьдесят восемь с
половиной входил в свой кабинет. Полторы
минуты уходили на то, чтобы снять шляпу и
плащ и повесить их на вешалку, сесть за
стол и принять рабочее положение. Ровно
в восемь г-н Таймович пододвигал к себе
приготовленную накануне стопку
документов и забывал об окружающем мире
Все эти
манипуляции г-н Таймович совершал, не
глядя на часы. У него дома вообще не было
часов: он в них не нуждался. Его
внутренний биологический хронометр
работал безупречно, и наручные часы он
носил исключительно потому, что человек
без часов на руке вызывает еще меньше
доверия, чем собака без ошейника, и ни на
какую карьеру рассчитывать не может.
Как-то раз, в
один из дней, когда было особенно много
работы, слегка уже уставший г-н Таймович
на секунду поднял утомленные глаза от
двух входящих и трех исходящих, лежащих
перед ним на столе. Взор его случайно
сфокусировался на настенных часах,
висевших напротив, и являвшихся, с точки
зрения владельца кабинета, совершенно
излишней деталью интерьера. Часы
показывали 13:56. Почему-то это показалось
г-ну Таймовичу забавным, что он и отметил,
улыбнувшись, прежде чем снова уткнулся в
расписание гастролей заезжего грузчика-вундеркинда,
которое ему предстояло согласовать с
графиком санитарных проверок городской
живодерни.
Через
некоторое время он, пребывая в
задумчивости относительно того, в какую
папку положить готовый документ, опять
скользнул рассеянным взглядом по часам.
Теперь они показывали 14:17, и это
развеселило г-на Таймовича настолько,
что он даже хихикнул. Но тут же забыл о
часах, так как его ждала коллективная
жалоба посетителей университетского
пивного ларька на позднее время
утреннего завоза пива по понедельникам.
Когда он
снова взглянул на часы, вид циферблата и
стрелок, показывающих 14:43, заставил его
от души рассмеяться. Настроение его, и до
того неплохое, так стремительно
поднялось, что ему потребовалось
некоторое усилие, чтобы опять
сосредоточиться на лежащем перед ним
тексте подготовленного им к завтрашнему
совещаниию доклада на тему о том,
сколько времени заняла у него
подготовка этого доклада.
В следующий
раз, когда он посмотрел на часы, на них
было 15:14. Тут уж кто угодно расхохотался
бы. Во всяком случае, г-н Таймович
смеялся долго и всласть, испытывая при
этом приятное ощущение человека,
который всегда может прекратить и не
прекращает только потому, что не хочет.
Непонятно было только, как он раньше не
замечал, какие забавные вещи творятся
буквально под носом. Лишь чувство
ответственности заставило его
отвлечься от посторонних мыслей и снова
углубиться в расчеты сравнительного
преимущества расписания пригородных
поездов за февраль над распорядком дня в
центральной городской тюрьме.
Когда он в
очередной раз вынырнул на поверхность,
часы показывали 15:52. Ничего смешнее г-н
Таймович в жизни не видел. Это же надо -
15:52! Приступ гомерического хохота
скрутил его в бараний рог. Кресло под ним
сотрясалось. На пол полетели бумаги и
карандаши. В самый разгар веселья
позвонил телефон. Г-н Таймович с
превеликим трудом снял трубку, и
попытался ответить своему
непосредственному начальнику, но, кроме
нескольких неприличных взвизгов, ничего
полезного сказать в нее не смог. Еле-еле
он успокоился и принялся собирать
упавшие со стола предметы. Бумаги на
полу, естественно, перепутались, и
пришлось их заново рассортировывать. Г-н
Таймович уже почти справился с этим, как
вдруг, подчиняясь какому-то внутреннему
позыву, украдкой взглянул на часы…
Он не успел
заметить, что именно показывали часы, но
они наверняка что-то показывали, и сам
этот факт окончательно доконал г-на
Таймовича. Он свалился на ковер и
принялся кататься по нему, задыхаясь,
хватаясь руками за ножки кресел и дрыгая
ногами. Он ржал как табун пегих лошадей.
Никогда в жизни ему не было так дико,
невероятно смешно - до колик, до спазмов
в животе. Он не только не в силах был
остановиться, но даже не замечал
остолбеневшего в дверях начальника,
лично пришедшего выяснить, что
случилось. Подъехавшие вскоре санитары
даже позавидовали г-ну Таймовичу, когда
примеряли на него новую рубашку. Оно и
понятно: у них работа гораздо скучнее.
Через
месяц г-н Таймович вернулся на службу.
Выглядел он как обычно, только попросил
убрать часы из своего кабинета, после
чего так рьяно принялся за работу, как
будто решил искупить грехи всех
бездельников на свете. Ручные часы он
тоже перестал носить, а на часы в холле и
в коридорах тщательно избегал смотреть;
если же они попадали случайно в поле его
зрения, он ударялся в слезы и плакал до
тех пор, пока на глаза ему не попадался
термометр. При виде термометра его слезы
мгновенно высыхали и на лице появлялась
веселая улыбка. С недавней поры
термометры почему-то смешили г-на
Таймовича, хотя, конечно, не так сильно,
как газовые счетчики.
|
