|
Александра
Райтаровская (Ан Гир)
ВАРИАЦИИ
НА ТЕМУ НЕРАВНОЙ ЛЮБВИ
(Стихотворения)
ДОМАШНЯЯ
# В* # К М* # АВТОЛЮБИТЕЛИ
# Я УМЕРЛА # Слишком
долго было слишком больно... # ВАРИАЦИИ
НА ТЕМУ НЕРАВНОЙ ЛЮБВИ
ДОМАШНЯЯ
Привычная, домашняя, не та
Что может сниться в ореоле света
Далёких звёзд. Но снится как-то странно:
С ребёнком на руках, стоит босая,
Простоволосая, и шепчет: «Отвори мне,
Я долго шла к тебе, я сбила ноги в кровь».
Но только не говори, что это…
Я напряжённо вглядываюсь в лицо
Ребёнка и встречаю
Недетский взгляд пытливых серых глаз,
Я узнаю
Своё лицо
И мне становится не по себе.
Потом я просыпаюсь
Весь в ледяном поту, стучу зубами
И думаю: «О Боже, что за бред!»
А твоя дочь с глазами дикой лани
Несёт мне валидол и чашку чая,
И я по-новому внимательно
Смотрю ей вслед.
В*
Я красы твоей
Неприкаянной
Не сомну, как весенний цвет —
Эта жажда
Неутоляема —
Жажда грубых и трудных побед.
Просто ты оказался удачливей
В двусмысленной этой игре.
Я любила тебя иначе, чем
Непременно хотелось тебе.
К М*
Нет на солнце пятен - нет тебя со мной.
Ты за стеной, За стеной, За... -
Не достучаться...
Голубые, глубокие - где они?
Где они, где же они, ну где они???
В другом измерении, в медицинских
диагнозах, в новой сказке,
В статьях Уголовного Кодекса об
ответственности за ласку,
За то, что ласковый зверь так выл у ног.
Когда это было? И как он мог?
Он беспомощно корчился, мой
неприкаянный волк,
Он лизал твои ступни, он плакал, он так
скулил,
Из любопытства ли, жалости ты
Вдруг склонился над ним,
Дрогнуло дивным созвучьем до самых недр,
Растерзанный нежностью умер зверь.
Я раздвинула рёбра как дверцы клетки,
Я отпустила его на волю.
Он был таким ласковым, ненасытным и
нежным,
Ты легко задушил его левой рукою.
Уголовный Кодекс как повесть о самом
Прекрасном, как сказку
Прочту тебе на ночь. Я снова читаю
Всё те же статьи. Об ответственности за
ласку -
От восьми до пятнадцати,
И даже, в особо опасных - до двадцати.
Ты не знал. Растерялся: "Мы просто
играли!"
Господин прокурор, моя кровь как зола,
Я женщина-сердце, пожаро-дыханье,
Страх
Полый - если вытащить стержень.
Господин прокурор, это я его...
Мать? Сестра?
Ева,
Сотворённая из ребра?
Сотворившая? Или змея,
Искусившая яблоком? Я его
Это я его родила!
Тишина в зале. В сотнях глаз - зависть.
Публичной казни
Простоволосой блуднице!
Твоя рабыня, твоя - царица.
Я лгу. Ты бледен.
Ты ждёшь доказательств
Или - опроверженья.
... Её - повесят,
Его - избавят
От душной боли,
От страшной порчи.
Её повесят.
Отпустят корчи
Его живот - и - горло.
Но - в запале
(Вспыльчив и
Ранен)
Доказательства есть? Доказательств!
Не счесть. Во-первых -
Сколько мне тогда было? Двенадцать?
В двенадцать
Я вполне могла бы родить
И оставить в роддоме, отдать в приют
Или - на воспитанье.
Допустим, я долго тебя искала,
Как в банальном романе.
Я плакала, я унижалась,
Я всего лишь хотела любви, а мне припаяли
инцест.
Мой сын, мой ребёнок, мой ласковый
мальчик,
Нащупала пальцами горлом идущую кровь,
Сдавила, как флейту
Шею - а хочешь, сыграю
"Реквием", например?
Моцарта. Умерло. Траурно. Матрица.
Слепок с последнего дня будет выглядеть
так.
Голубые озёра - приют для Лохнесских
чудовищ,
Голубые озёра дрожат в воспалённом
мозгу.
Ты ими - сквозь них - через них - смотришь,
И я угадываю поднимающихся со дна,
Живущих там в тине стражей сокровищ,
Ведь я - я ныряла на дно и брала жемчугА,
А они не смогли уберечь...
Твои детские слёзки
Уже остывают
На моей неподвижной щеке.
Не прощайся со мной.
За любовь не прощают.
Не жалеют. Не мстят
И не проклинают.
Никогда, мой хороший.
Слёзы станут дождём.
Лето будет холодным...
АВТОЛЮБИТЕЛИ
Я на своей "восьмёрке"
И ты, на своей "девятке",
Со мной — безупречно белой
Ты — загадочно серебристый.
Сдержанный, сильный, строгий.
Умеренно мускулистый.
Подтянутый. Очень стройный.
Спокойно сто сорок. Квиты.
Медленно, молча куришь.
Красиво обходишь слева.
Чем-то меня интригуешь.
Бьёшься о крылья ветра,
Сбрасываешь немного,
Вровень идём сто двадцать.
Я отстаю — сто десять,
Дождь пеленой, мешает.
Nokia нервным писком
О муже оповещает:
«Милая, я на подходе,
Семь километров осталось».
«Юкоса» белое лоно
Примет нашу усталость,
Остудит и успокоит,
Впрыснет изящное жало.
Плавно, как нож по маслу.
«What are you thinking about?»
Литров, наверное, двадцать,
Больше пока не надо.
Хитрая складка во времени,
О, безупречное алиби!
Краешком глаза измерила
Царапинку на переднем бампере.
Помедлил, как будто задумался,
А может быть, выжидал.
«Кофе? Чаю? Любви? Грубости?
Солёного? Сладкого?». Пауза.
«Да, пожалуй…»
Чаю в пластиковом стаканчике,
Минералки с кусочком льда
(И пикантной горчинкой романтики,
Оставляющей пот на губах…).
Километры, столбы, указатели.
Серебристый отлив крыла.
И — отрыв. И развилка. На тебе!
Вправо, медленно. Всё — ушла…
Я УМЕРЛА
(песенка)
Я Умерла, мне не хочется думать, не
хочется видеть, Не хочется знать,
Как упоительно Жить
В летних сумерках
На веранде
С бутылкою виски в руке… Перистальтика
дней
Переварит меня,
Сварит в общем котле
Мысли, крылья, глаза.
Перистальтика дней…
Перестаньте ко мне
Обращаться на Вы!!!
Этот диагноз теперь
Попадается реже,
Но симптомы всё те же — стеклянное небо
И кафельный пол…
А я Умерла — моё тело разрежут,
Мою душу достанут
И всадят иглу…
Мои органы в банках
Не будут стареть,
Я останусь собою
Разве только НА ТРЕТЬ.
Мой некролог, и в газетах статья,
Как нелепая смерть
Обрывает цветы бытия… Быть и я
Не могла бы иначе,
Кто-то пьёт, кто-то кается, кто-то плачет,
Он не верит, что это
Ведь тоже УДАЧА,
Он не знает, что Я
Собираюсь остаться собой, и пусть кто-то
другой
загибается ТАМ, под землёй,
Раздевается до костей, созывает на пир
червей — Это просто такая ИГРА:
Равнодушно и долго лежать
И смотреть в потолок,
Вдруг стать НУЖНОЙ,
Такой дорогой, и такой
Бесполезной, а на секционном столе
Пляшут блики, и тонет жасмин
В полупьяных зрачках медэксперта
Стеклянное небо и кафельный пол —
Вот где ты не был, и вот где тебя
Я не жду в этот раз… Ты не бойся назвать
Отвращенье и страх
Вёслами лодки, в которой плывёшь
От меня. Ты уже далеко, да ведь Я — Умерла…
* * *
Слишком долго было слишком больно,
Слабенькие пальчики сдались,
Со всего разбегу с колокольни
Рухнул вниз...
Голос грубый, клёкот безответный
Крови в горле, желчи и слюны.
Ты лежал, и так сводило шею
От стремительно сгустевшей высоты.
Небо опрокинуто, и пропасть,
Ржавых прутьев куцые штыки.
Где ж ты был, когда твоя жестокость
Собирала дань с моей весны?
Вьюга канителится по крышам,
Ударяет дверью о косяк.
Я не сплю, я и в бреду всё слышу.
До чего суровая зима!
Даст Бог день, и даст Бог пищу,
Тот же холод, мысли и слова, -
Всё как в прошлой жизни, а поди ж ты -
Мозг как будто разъедает ржа.
Больно, пузырёк подвздошный
Медленно раздавлен и саднит.
Я ещё дышу не оттого что
Сердце выволокли из груди -
Может, на снегу оно заметней,
Рыхлое, багровое - Твоё.
Падаю в припадке эпилепсии
На разбитое оконное стекло.
Летописи... Летописи... Летописи...
Записала тонким ноготком
На пергаменте телячьем: "Лета сего
Был казнён!"
Вот и всё, что от тебя осталось
(Ты ещё надеялся на жалость,
Может быть, в тот самый первый миг,
Но она во мне не задержалась,
Да и ты к ней тоже не привык).
Из оцепененья выплывают
Люди, вещи; слабо моросит...
По инерции ладони подставляю,
Будто с них возможно это смыть.
ВАРИАЦИИ НА ТЕМУ
НЕРАВНОЙ ЛЮБВИ
Нет на солнце пятен — нет тебя со мной,
Ты за стеной застенойзастенойзастеной,
Только — не достучаться,
И не хочу нехочунехочунехочу,
Пусть всё останется так —
Больно чуть-чуть.
В телефонной трубке -
Голос-труп,
Он издыхает, сыреет, ржавеет, он должен
Уйти, и не сниться, не помниться, не
соглашаться
На компромисс…
Почему-то упрямый голос
Длится, задерживается, звучит
И чуть-чуть провисает.
Бьётся убитый ритм.
Я не хочу — не могу тебя слушать,
Ведь ты же не станешь
Меня убеждать, что мне стоит жить?
Я сама как-нибудь постепенно осмыслю
И вложу в твои руки без страха, без
скорби
Скипетр власти над собственной жизнью -
Я возвращаю Тебя — Тебе,
Я отпускаю на волю так близко
Живущую птицу — попутного ветра,
Больших перемен.
Сайра — сырое — с голоду.
"Подозрение на гематому".
Не надо так, Вы сломаетесь.
Вам, наверное, просто холодно.
Я разрушу, а вы раскаетесь.
Это подло.
С моей стороны. А с Вашей -
Вам абсолютно всё равно!
Вы сами в себя играете.
Резонирует и надрывается
Воздух вокруг. Говорово.
Дорога сужается. Тупик… рук.
Не оттолкнуться.
Полый звук
При столкновении.
Вплоть до того что
«Он-согласится» —
Трение,
Иней на лицах.
Ожог второй степени.
Запах корицы
И клевера.
«Он-согласится» — елейно,
Лермонтово.
Не надо не надо не надо не надо
Бережно бы
И старательно
Взяла бы за руку, отвела бы за руку,
Пока не заметили
В тёмный лес, в чащу, в волчьи заросли
И оставила бы, там оставила б!
Считала б пропавшим,
Канувшим
В тёмные заводи.
Уже отпустила, уже оплакала,
Уже примирилась, и не надеялась,
Пару раз наклонялась над раковиной,
Отпустило, перекрестилась:
«Померещилось!»
Нет во мне тебя — ни кровиночки,
Ни кусочка ничтожного,
Ни живородящей веточки,
Что смогла б прорасти побегами,
Нет этой самой заветной клеточки.
Ты оставил меня пустой,
Как сосуд, из которого пили
На прошлом застолье —
Выпили и не налили
Снова…
Притворяться нет сил,
Чёрт от ладана пьян и весел -
— Ты в машине один?
Не один, конечно…
Ну зачем, и зачем ты тогда приехал???!!!
Ну зачем ты… Отхлёстана плетью
Упрёков, роЯщихся в светоиссякшем
зрачке,
Остаюсь при своём, ухожу налегке.
Смутно помнится взглядоцитата:
«Даже если бы ты….. даже если б немного
раньше…».
ДОМАШНЯЯ
# В* # К М*
# АВТОЛЮБИТЕЛИ # Я УМЕРЛА # Слишком
долго было слишком больно... # ВАРИАЦИИ
НА ТЕМУ НЕРАВНОЙ ЛЮБВИ
|
