Аркадий
Кузнецов (ArickSmitty)
ЛЕСНЫЕ БРАТЬЯ И СЁСТРЫ: ФЕСТИВАЛЬ ПАРТИЗАНСКОЙ ПЕСНИ "МЕЖА БРАЛЕ" - 2002
(Публицистика)
Сразу
хочу предупредить, что этот репортаж, по
сути, является плодом коллективного
творчества непосредственных участников
фестиваля.
Встреча
была назначена у билетных касс
платформы "Беговая" 28 апреля 2002
года в 13.00.
В
пятнадцать минут второго мы - Алексей
Караковский, Дарья
Баранникова-Караковская и я, Аркадий
Кузнецов, - уже были на месте. Алексей,
выходя из метро, высказал предположение,
что на платформе нас встречает толпа
поэтов во главе с Андреем Новиковым. Новикова,
равно как и толпы, там не оказалось,
однако в присутствии Екатерины
Лошаковой, Марины
Чирковой и Полины
Арнаутовой мы убедились.
Убедившись,
мы узнали, что Полина и Марина
чуть не уехали раньше времени да к тому
же с другим партизанским отрядом.
Далее
следует фрагмент письма Екатерины
Лошаковой, которую я попросил помочь
мне в деле выяснения истины.
"Я
приехала на "Беговую" минут за
десять до назначенного времени встречи,
примерно в это же время у соседнего
ларька образовались две незнакомые мне
девушки, явно кого-то ожидающие.
Примерно в 13:00 из перехода вывалилась
шумная компания (человек восемь), народ
затарился в палатке пивом и направился к
кассам. (Дальше по рассказу девчонок) Они
решили, что это и есть те, кто им нужны,
подошли, спросили: "Вы в Ромашково?"
- "В Ромашково" - "Мы с вами" -
"Да поехали". Собрались было ехать,
да спросили, а кто, мол, тут Караковский,
а поскольку такового не оказалось,
выяснилось, что компания не та. Девчонки
снова вышли к палаткам, что-то там такое
обсуждали. Я услышала и поняла, что народ
тоже ждет как всегда опаздывающего Караковского,
и дальше ожидание группы товарищей мы
продолжили вместе".
Однако,
ещё не все члены нашего отряда прибыли
на место сбора: отсутствовала Евлалия
Чаянова. Алексей
Караковский успокоил всех,
сообщив, что опоздание Евлалии
объясняется субъективностью её времени.
До электрички оставался ещё час. Наконец,
и Евлалия объявилась.
Начались
истории. Вот, что поведали Полина
Арнаутова и Марина
Чиркова.
Полина
Арнаутова: "Холодильник-офицер
поступил на службу моим родителям
примерно в одно время с появлением на
свет меня, ненаглядной, совершил, как и
полагается, вместе с семьей несколько
переездов (почти гарнизонных) по
провинциальным городам, а затем осел в
одном из тех, что не на всех картах
отмечен. Тут бы ему и старость спокойно
встретить, ан нет - был командирован
вместе со мною в Москву, дабы дитя-студентка
с голоду не померло. Так старикан
оказался в студенческой общаге
небезызвестного юридического вуза.
Покидая оный после благополучного
окончания, и меняя одну общагу на другую,
наша студентка больше всего боялась
расстаться с кормильцем. Посему в ход
были пущены все средства. Жертвой пал
водитель ректора вуза, который на
государственном мерседесе, на заднем
сидении притаранил обшарпанного героя
студенческого быта в общагу на
Домодедовской. В той общаге лифт почему-то
ходил только до 8 этажа, так что на 9
ветеран был поднят на руках товарищей.
По пути наверх была оторвана и вновь
подобрана дверца. Холодильник продолжал
работать. Несмотря на перепады
напряжения в сети, минусовую
температуру в комнате, отсутствие
хозяйской заботы и прочие ужасти, служил
исправно. Совершив со мной еще два
переезда, старый друг окончил свой
жизненный путь этой зимой. Погиб, как
офицер: был выволочен на улицу в рабочем
(!!) состоянии и растащен местными
алкашами - на запчасти,
а пацанвой - на куски с целью защиты
юношеских поп при катании с ледяной
горки. Я и сама разок съехала на обшивке,
дабы почтить память".
Марина
Чиркова: "Наша кафедра была на 6
этаже, лифт почти никогда не работал, но
однажды в день завоза реактивов, посуды,
всяких ящиков и газовых баллонов его
очень удачно запустили. Прихожу и вижу -
народ радостно возит все это, легкие
коробки уже все перевезли, подхожу, еду,
радуясь, что не надо топать пешком, и,
естественно, на этой радостной волне
решаю сделать доброе дело - отослать
лифт назад вниз, чтоб не ждали лишнего -
пока закроется, пока вызовут, пока... Ну,
понятно, баллоны же возить народ жаждет,
как раз передохнули. И... лифт застревает!
И мой микрочиф с моим макрочифом вдвоем
прут по лестнице баллоны ростом с меня, а
веса не знаю... Щуплый аспирант Гена
тащит Дьюар (14 кг)... А я радуюсь в душе,
что никто из них не знает, что лифт
угробила именно я... Да, нельзя доверять
тонкую работу таким безумицам, им лучше
чего попроще - так подумала я, когда, уже
работая после окончания в другом
институте, с горя-зарплаты устроилась по
совместительству дворником в соседний
институт. Мне дали пару лопат, из дома я
принесла лыжную куртку... Начальник раз,
увидев этот шанцевый инструмент в
лаборатории, спросил - а что это?
Пришлось ответить: а это я дворник
Института горючих ископаемых...
Изумление было красноречиво. Так прошло
десять счастливых дней осени, утром я
подметала листики, днем ставила синтезы
политриметилсилилпропина, вечером
собирала фантики по кустам... А потом
выпал снег. Тут прежде всего важно, что
наш двор проезжий и что под асфальтом
проходит отопление. И что пару дней я не
могла прийти. А на третий день картина
была грандиозная. Валы и колеи
подтаявшего снизу и размешанного
грузовиками мокрого снега не внушали
никакой надежды, что оно как-нибудь само
укатается. Я решительно воткнула лопату
и прогребла несколько шагов. После чего
лопата почему-то остановилась. Попытки
продвинуть ее вперед к успеху не привели.
"А, наверно она стала тяжелая от снега!"
Я налегла изо всех сил, но вместо лопаты
почему-то поехали мои ноги. Назад. И я
оказалась стоящей на четвереньках. В
снежной каше. А поднявшись на ноги и
отряхнув лопату, я всем существом
ощутила солнечно-ясную и небесно-всеобъемлющую
мысль: "Все, я больше не дворник
Института горючих ископаемых!!" Это
был миг абсолютной свободы, когда с
лопатой на плече я выпрямила спину и
легко зашагала прочь".
Дарья
в это время прогуливалась рядом с
местными голубями; те имели вид
недоумевающий и растерянный. Кроме того,
ею было израсходовано полплёнки на
какой-то неподвластный моему разуму
кадр. Не удовлетворившись этим, она
выстроила народ в шеренгу и стала
фотографировать тени.
Так
мы убивали время в ожидании электрички.
Положенный
час миновал.
В
электричке пришёл черед песен. Слушая
"Полковника" Михаила Щербакова в
исполнении Главного Редактора,
я подумал, что так вряд ли так хорошо
бывает подолгу. И точно - спустя три
станции в глазах Караковского
мелькнул восторг. Он сказал:
-
Ну, сейчас начнётся.
Все
почувствовали на лицах ветерок
неизбежного. Я посмотрел направо и
увидел, что в нашу сторону несётся толпа
очень продвинутой молодёжи
и - о боги! - с ними огромный магнитофон.
Шансов у нас не было. Гитара исчезла в
чехле. В стены вагона ударило: "Я сошла
с ума, я сошла с ума!.."
Но
мы выдержали. Мы выдержали и вышли в
Ромашково. На самом краю ромашкового
неба ворочалась огромная туча; она
посмотрела на нас исподлобья и
презрительно отвернулась.
И
был магазин, и было пиво. Вот что, уже
потом, рассказал мне Алексей
Караковский (сам я в это время
был на улице и ничего не знал о героизме,
проявленном нашими): "Пива бралось так
много, что нас чуть не избили в очереди,
но Полина прикрыла отступление (если б
она ещё не отпустила пару едких
замечаний, всё было бы вообще прекрасно)".
Далее
наша дорога, а точнее тропа, пролегала
через лес. Всё было великолепно, пока нам
не встретился первый ручей, через
который было перекинуто унылое
брёвнышко (вообще-то их было два, но
второе наполовину ушло в самую что ни на
есть глубь). Все с грехом пополам
перебрались на другой берег, все, кроме Евлалии
Чаяновой. Её явно отвлекал рюкзак с
шестью литрами пива. Чтобы подбодрить её,
Алексей Караковский
рассказал историю о том, как в прошлом
году безвременно канула в этот ручей
бутылка пива, меланхолично брошенная
туда Эндрю Симаковым.
Вдохновлённая Евлалия перебежала на
землю.
Наконец,
мы пришли на место. Что самое главное в
любом партизанстве? Конечно, костёр.
Кроме того, все непременно хотели
вызвать десант на свои головы. В деле
собирания хвороста и прочих горючих и не
очень материалов необычайно отличилась Полина
Арнаутова: она одна притащила этого
добра столько же, сколько все остальные
вместе взятые.
Костёр
был до небес. На таких жгли
старообрядцев, что мне было особенно
отрадно - родовая память, ничего не
попишешь. Овощи, искромсанные и готовые
к своей участи, уже лежали на клеёнке,
как вдруг все, не сговариваясь, подумали
о шашлыках. Нас с Главным
Редактором отправили на поиски чего-нибудь
эдакого, на что можно пристроить шампуры.
Мы нашли гильзу от снаряда (или
неразорвавшийся снаряд - мы проверять не
стали) и, обрадованные, вернулись ни с
чем. В итоге шампуры пристроились на
бревнах, их стала охранять Полина
Арнаутова. Она же была назначена
дежурной по апрелю, то бишь по шашлыкам.
В
дело пошли овощи, и только тогда
отсутствие соли было обнаружено. Сей
факт несколько охладил пыл участников
фестиваля, но боевой дух вновь был
поднят лицезрением двух старушек, что-то
упорно собирающих на полянке. Они
собирали крапиву, в которой, оказывается,
много железа. "И зачем им железо?" -
вопрошал Главный Редактор.
Ответа не было. Но было высказано
предположение, что местные жители, если
они патриоты, должны помогать
партизанам, в том числе солью, поэтому
желание подойти к проезжающему на
велосипеде дедку подавилось с трудом.
Когда
стали разливать пиво, выяснилось, что не
хватает одной кружки. Кто-то обронил
фразу, что придётся использовать
большую миску, и это предложение вызвало
бурю энтузиазма. Однако миску оставили
для шашлыков, так как Дарья
сказала, что будет пить только вино и
только из горлышка. Градация кружек была
следующая: несколько маленьких и
большая "генеральская", врученная Чирковой,
которая долго этому радовалась. "Маршальской"
стала миска для шашлыка. Самым
знаменитым стал третий тост: "За
Родину!". "За Родину, которую мы едим",
- добавила Евлалия,
показывая на овощи.
Ещё
мы готовили картошины. Чтобы их все
найти в золе, мудрая Полина
предложила их заранее пересчитать,
что и попробовала сделать вместе с Караковским
и Чирковой.
Результаты: 21 у Алексея,
22 у Полины, 23 у Марины.
Пересчитали ещё раз - всё наоборот.
Наконец, решили вычислить среднее
арифметическое. Впрочем, из костра всё
равно извлекли не столько, сколько
насчитали…
Туче
надоело ворочаться на краю ромашкового
неба, и она приступила к делу. Погода
стала очень загадочной (по выражению Екатерины
Лошаковой) от слова "гадить" (по
выражению Главного Редактора):
пятнадцать минут дождь, пятнадцать
солнце. К вечеру мы здорово промокли и
замёрзли, и самым популярным местом стал
костёр, причём на лицах всех партизан
было написано острое желание встать
прямо в огонь. Караковский,
закатив глаза, охранял от воды ещё не
готовые шашлыки, держа над ними Маринин
зонт. Можно только гадать, насколько он (зонт)
прокоптился... Но пиво в кружках стало
необычайно лесным, после чего было
решено, что партизанское пиво подаётся с
дождевой водой.
Песни
на Фестивале исполнялись, как ни странно.
Стандартный партизанский набор: "Она
несла сумарь" (С. Селюнин), "Воспитанница"
(А. О'Шеннон), "Коммунальная молитва"
(А. Караковский), "Лесные
братья" (гр. "Юго-Запад") и,
конечно, "Полковник" М. Щербакова.
Наконец,
пришло время уходить. Костёр был залит
фальшивой минеральной водой "Ессентуки",
и мы тронулись в путь. Мне не давала
покоя загадочность слов Дарьи
- она сказала: "Последняя электричка,
кажется, в 53 минуты десятого. Впрочем, я
точно не уверена, потому что на дни в
расписании не смотрела". Было где-то
21.20. Я так энергично пошёл вперёд, да ещё
и не по той дороге, что завёл всех в
болото. Алексей сказал:
"Давай, Арик, мы на
тебя надеемся", - и я двинулся дальше.
Всё было прекрасно, пока мы не упёрлись в
чистую воду, перепрыгнуть которую не
представлялось возможным. "Ну, и куда
ты завёл нас?" - спросил Караковский.
Для полноты картины не хватало только
разгневанного Ильи Шадуры
за спиной. Я тоскливо огляделся и увидел
спасительное бревно справа. Так мы вышли
на столь необходимую нам твердь. И самое
интересное, что только я вышел с сухими
ногами.
Оставшуюся
часть пути пришлось проделать бегом,
потому что мы уже основательно
опаздывали. На станцию мы прибежали в 21.54
и даже успели до прихода электрички
порадоваться, что живём в России - иначе
пришлось бы идти домой по шпалам (хорошо
ещё, что до Московской Кольцевой
Автомобильной Дороги было где-то
полчаса пути – пешком). Кроме того, меня,
наконец-то, познакомили с Полиной
Арнаутовой и сделали ответственным
за репортаж.
Вот
собственно и всё.
Из
истории Фестиваля
Первый
Фестиваль «Межа Брале» был проведён в
лесу под Костромой в начале августа 1996
года при участии музыкальных
коллективов «Зачемъ?» (С. - Петребург), «Происшествие»
(Москва) и некоторого количества
московских студенток-медичек (всего
собралось 18 человек). Идея Фестиваля
принадлежит Анджею
Вишневскому (Полковнику) и Алексею
Караковскому, ибо тусовку надо было
как-то обозвать.
Второй
Фестиваль «Межа Брале» был проведён в
Ромашково 30 апреля 2002 года – уже как
тусовка «Точки Зрения», а также
возможность, для справления дней
рождений, приходящихся на родственный
временной отрезок (в данном случае это
были дни рождения Андрея (Эндрю)
Симакова и нашей единомышленницы Юлии
Гончаровой). Собрались и ещё примерно
десяток человек. |