|
Ян
Прилуцкий НЕДЕТСКИЕ
СКАЗКИ ИРИНЫ ИСТРАТОВОЙ
(Аналитическая
статья, 2001)
Рассказы
Ирины Истратовой (или, как она сама
говорит, «сказки») на первый взгляд
незатейливы и по стилю изложения иной
раз напоминают школьные сочинения.
Однако, после второго-третьего
прочтения вдруг понимаешь, что первое
впечатление обманчиво, и реальность,
обозначенная произведениями Ирины, в
действительности представляет собой
весьма целостную и полную смысла
картину мира. Попробуем в самых общих
чертах её охарактеризовать.
Общая
черта всех произведений Ирины — крайний,
возможно, даже чрезмерный субъективизм.
Каждым своим произведением Ирина не
только отстаивает своё право на
существование, она словно ведёт войну со
всем миром не на жизнь, а на смерть: «Когда
же умру я? А когда я умру, кто-нибудь
будет доживать за меня?..» («Однажды она
вышла из себя…»). Искренность этой
трагедии жизни, трагедии существования,
характерной, скорее, для
экзистенциальных разработок, очевидна.
Однако,
крах в этой войне вселенных неизбежен,
если ты, конечно, не вселенная («Этюд или
de te fabula narratur») и не можешь претендовать
на справедливую и равную конкуренцию с
объективной реальностью. В этой
практически безвыходной ситуации Ирина
выбирает два сценария существования,
однозначно не подразумевающих ни победу,
ни поражение.
По-видимому,
Ирина не видит возможности не доводить
своё существование до конфликта с
объективностью, но ощущение остановки в
момент созидания объективного мира
сохраняется; это происходит из-за того,
что действие в произведениях Ирины
зачастую «обрубается» на этой стадии
буквально за строчку до
подразумеваемого конфликта («Этюд или de
te fabula narratur», «Премьера»).
Удовлетворившись фактом сотворения
мира, человек почивает на своём
персональном Олимпе вне досягаемости
раздражающих обстоятельств привычного
бытия, но конфликт остаётся где-то в
области возможного будущего; и Остров
Ирины — это только Остров в океане
объективной реальности. Этот путь, таким
образом, — одновременно субъективная
победа и объективное поражение.
Но
есть и иной выход, когда выхода уже нет, а,
согласно Ирининой онтологии бытия,
выхода нет всегда. Когда победить в
борьбе за существование своего мира уже
оказывается невозможным, можно
отступить, можно удалиться в Лес,
оставив за собой незапертую дверь,
вкопанную в землю («Эпоха Изменчивости»).
Это означает уже полную изоляцию и от
мира, и от себя, и от мира в себе, но
отнюдь не подразумевает решение
экзистенциальной проблемы бытия.
Величественная, пространственная
символика только это подчёркивает: что
бы не фигурировало в произведении —
будь то Остров («Этюд или de te fabula narratur»)
или Лес («Эпоха Изменчивости») — любая
метафора, любое художественное средство,
использованное Ириной, только лишний
раз показывает, что страшные, нерешённые
и нерешаемые проблемы бытия, едва
появившись, всякий раз уходят на уровень
бессознательного, и тогда их нельзя уже
даже ощутить; причём, как и положено в
классическом психоанализе, столь
патологический сценарий неминуемо
приводит к депрессивному психозу и
нарушениям сознания («Однажды она вышла
из себя…»). Трагизм ситуации настолько
искренен и безнадёжен, что произведение
остаётся как бы недописанным, и уже даже
невозможно понять, что это: часть
творческого замысла или внезапно
пришедшее осознание тщетности
существования…
И
всё-таки трагедия бытия в произведениях
Ирины находит своё решение: ведь если
ежедневно умираешь, что мешает
ежедневно рождаться? Отмена
концептуального тезиса о невозможности
какого-либо будущего подразумевает
резкий выход из замкнутого круга,
очерченного Ириниными произведениями, и
это действительно происходит в виде
если не в виде выхода давно копившегося
потенциала жизнеспособности и
активности, то, по крайней мере, в виде
определённой разрядки: «Но я их не
слушала и летела дальше. Всё выше и выше,
выше и выше…» («Когда-нибудь я
обязательно не буду кукушкой»).
Может
быть, и не страшно, что «эта история
рассказывается о тебе» («Этюд или de te fabula
narratur»), а, может быть, именно в этом и
кроется трагизм «сказок» Ирины
Истратовой. Ясно лишь одно: эти
произведения отражают внутреннюю
природу бытия человека, и появление их в
современной русской литературе —
отнюдь не случайно.
|
