|
Владимир
Караковский РАССКАЗЫ
НА МАНСАРДЕ
(Сборник
рассказов, 2000 - 2001)
ВИНОГРАД
# АЗБУКА ГИТЛЕРА # ВИНОВАТ,
НЕ ВИНОВАТ (сцена о нравах среднего
класса) # СТЕНОГРАФИЯ (записки,
найденные на обоях) # ОРИГАМИ
ВИНОГРАД
экспериментальная
конструкция № 1 (в соавторстве с
Алексеем Караковским)
ДЕЙСТВУЮЩЕЕ
ЛИЦО НОМЕР ОДИН: МУСТАФА-КЕРДЫК ПЕРВЫЙ.
ДЕЙСТВУЮЩЕЕ
ЛИЦО НОМЕР ДВА: МУСТАФА-КЕРДЫК ВТОРОЙ.
СЛАВА
АЛЛАХУ, ГЕНЕРАЛ-ПОЛКОВНИКА ЧЕРЕПАНОВА
ДОГНАЛ И ЛИМОНОМ ДУРНО ПАХНУЩИМ ЗАМОЧИЛ!
ИДЁМ
СОБИРАТЬ ВИНОГРАД, СЛАВА АЛЛАХУ, УДАЧНЫЙ
УРОЖАЙ В ЭТОМ ГОДУ!
СЛАВА
АЛЛАХУ, ПОЙДЁМ ИСКАТЬ НЕРАЗОРВАВШИЕСЯ
ЛИМОНЫ, ЧТОБЫ ЗАМОЧИТЬ ИМИ ДУРНО
ПАХНУЩЕГО ГЕНЕРАЛ-ПОЛКОВНИКА
ЧЕРЕПАНОВА!
СЛАВА
АЛЛАХУ, ТУДА И ИДЁМ, ТАМ ВЕДЬ ДУРНО
ПАХНУЩИЙ ВИНОГРАД НА ЖЕЛЕЗНОДОРОЖНОЙ
НАСЫПИ РАСТЁТ!
РАЗВЕ,
СЛАВА АЛЛАХУ, ЗАМОЧЕННЫЙ ВИНОГРАД МОЖЕТ
РАСТИ ВОЗЛЕ НЕРАЗОРВАВШЕГОСЯ ТЕЛА
ГЕНЕРАЛ-ПОЛКОВНИКА ЧЕРЕПАНОВА НА ДУРНО
ПАХНУЩЕЙ ЖЕЛЕЗНОДОРОЖНОЙ НАСЫПИ?
СЛАВА
АЛЛАХУ, В ЭТОМ ГОДУ УДАЧНЫЙ УРОЖАЙ
ГЕНЕРАЛ-ПОЛКОВНИКОВ ЧЕРЕПАНОВЫХ.
РАЗВЕ,
СЛАВА АЛЛАХУ, ЭТОТ ГОД БЫЛ ДУРНО
ПАХНУЩИМ?
СЛАВА
АЛЛАХУ, ЭТОТ ГЕНЕРАЛ-ПОЛКОВНИК
ЧЕРЕПАНОВ НЕ ЕСТ НАШ УДАЧНЫЙ ВИНОГРАД,
ПОТОМУ ЧТО НЕРАЗОРАВАШИЕСЯ ЛИМОНЫ
ЗАМОЧИЛИ ДУРНО ПАХНУЩЕГО ГЕНЕРАЛ-ПОЛКОВНИКА.
СЛАВА
АЛЛАХУ, ДУРНО ПАХНУЩИЙ ВИНОГРАД НЕ
ПОМЕХА ДИКИМ АДЖИКСКИМ ПЛЕМЕНАМ,
КОТОРЫЕ РАЗРЫВАЮТ НЕ ЛИМОНЫ, А УДАЧНОГО
ГЕНЕРАЛ-ПОЛКОВНИКА ЧЕРЕПАНОВА.
СЛАВА
АЛЛАХУ, ДУРНО ПАХНУЩИЕ АДЖИКСКИЕ
ПЛЕМЕНА НЕ ЕДЯТ НАШ ДИКИЙ ВИНОГРАД.
СЛАВА
АЛЛАХУ, ДУРНО ПАХНУЩИЕ АЖИКСКИЕ ПЛЕМЕНА
ЕДЯТ ДИКИХ ГЕНЕРАЛ-ПОЛКОВНИКОВ
ЧЕРЕПАНОВЫХ.
СЛАВА
АЛЛАХУ, ОНИ НЕ ЕДЯТ АДЖИКСКОГО ВИНОГРАДА
И ДУРНО ПАХНУЩИЕ ЛИМОНЫ НА
ЖЕЛЕЗНОДОРОЖНОЙ НАСЫПИ.
А
ИСТИННО ЛИ ТО, ЧТО ДУРНО ПАХНУЩИЕ
ЖЕЛЕЗНОДОРОЖНЫЕ ПЛЕМЕНА НАМЕРЕННО НЕ
ВЗРЫВАЮТ АДЖИКСКИЕ ЛИМОНЫ, ЧТОБЫ ОНИ
БЫЛИ НЕРАЗОРВАВШИЕСЯ?
ИСТИННО
ЛИ ТО, ЧТО ЖЕЛЕЗНОДОРОЖНЫЕ ПЛЕМЕНА НЕ
ЕДЯТ НЕРАЗОРВАВШИЙСЯ ВИНОГРАД И
ЧЕРЕПАНОВСКИЕ ЛИМОНЫ.
А
ТАК ЖЕ, СЛАВА АЛЛАХУ, ИСТИННО ТО, ЧТО
ЖЕЛЕЗНОДОРОЖНАЯ НАСЫПЬ ПОКА ТАК И НЕ
РАЗОРВАЛАСЬ.
И
ПОТОМУ НЕ РАЗОРВАЛСЯ АДЖИКСКИЙ ВИНОГРАД,
ДУРНО ПАХНУЩИЙ ЛИМОН, УДАЧНЫЙ ГЕНЕРАЛ-ПОЛКОВНИК
ЧЕРЕПАНОВ И ДИКИЕ ЖЕЛЕЗНОДОРОЖНЫЕ
ПЛЕМЕНА.
А
ПОЧЕМУ БЫ АДЖИКСИМ ПЛЕМНАМ, СЪЕВШИМ
ДИКИЙ НЕРАЗОРВАВШИЙСЯ ВИНОГРАД, НЕ
РАЗОРВАТЬ ДУРНО ПАХНУЩУЮ
ЖЕЛЕЗНОДОРОЖНУЮ НАСЫПЬ?
СЛАВА
АЛЛАХУ, ИСТИННО ТАК!
ВЗРЫВ…
… …
JE
VEUX ACHETER UN PAQUET DE RAISIN.
GLOIR
D’ALLAH, CE PRIX M’ARANGE.
Я хочу купить
пакет винограда. (фр.)
Слава Аллаху,
цена меня устраивает. (фр.)
АЗБУКА
ГИТЛЕРА
(в соавторстве с Алексеем Караковским)
§
1.
ОКТЯБРЬ,
КАЖЕТСЯ ДВАДЦАТЬ ПЯТОЕ. Кадры устарели.
Борьба с диссидентством, КГБ, партия,
верхушка — все слилось в грандиозный
коммунистический пленум и обрушилось на
мировой «социалистический лагерь» с его
тоталитарным режимом. Витте: «Контрибуцию
мировому правительству, надеюсь,
придётся не выплачивать». Сигареты
подорожали в два раза.
КОММУНИЗМ.
Как много в этом слове стадности и
первобытной демократии. Вместо лидера —
вожак. Самки — по кругу. Равное, не
облагаемое налогами удовлетворение
витальных потребностей. В общем, решения
XXIX съезда КПСС — в жизнь! Все его
делегаты поедут завтра в Гаагу
пропивать всё-таки полученную
контрибуцию. Кстати, недавно
установлено, что наследник Австрийского
престола Эрцгерцог Франц-Фердинанд не
был убит. Сигареты подорожали ещё в два
раза.
ГОДОМ
ПОЗЖЕ. Синицы пели. Павлик Корчагин
мучительно умирал на стогу не скошенной
в прошлый декабрь пшеницы. Бронепоезд «Антон
Павлович Чехов» величаво уплывал к
берегам Сахалина; взрывались боезаряды
— это высадился боевой отряд якутских
оленей. Мальдивские острова изнывали
под властью сёгуната, но сенегальские
стрелки уже подмывали фундамент
Рейхстага. В итоге Корчагин не умер,
Сахалин не утонул, Чехов не заржавел — в
общем, ружье не выстрелило.
ПОЛИТИКА
НЕПРОТИВЛЕНИЯ ЗЛУ НАСИЛИЕМ. Прекратило
свое существование радикальное
движение, одобряющее буржуазно-демократическую
революцию в областях и автономных
округах Российской Федерации.
Монархисты устроили массовые
забастовки в совнархозах. Лесозаготовки
встали. Улыбчивые корейцы объявили об
отмене тундры и встали в строй.
НОВАЯ
ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ПОЛИТИКА. Тем временем
кризис в экономике страны нарастал с
каждой новой пятилеткой. Даже тяжелое
самогоностроение, успешно
развивающиеся в наше нелёгкое время
упало на 38%. В эти тяжелые дни Комитет
Недержания Работников Культуры и
Искусства принял историческое решение
сковырнуть с Шапки Мономаха 148 тонн
чистой английской шерсти для обмена на
оружие и медикаменты в странах
исламского анархо-фундаментализма.
ПЕРВЫЕ
ПОСЛЕВОЕННЫЕ ГОДЫ. Курение мужской
половины населения упало на 38% из-за
повышения цен на табачные изделия. В
некоторых особо экономически развитых
районах страны (Тундроморье,
Кадетокорейск, Перемышль) начались
забастовки.
ВТОРЫЕ
ПОСЛЕВОЕННЫЕ ГОДЫ. Рабочие Путиловского
табачного завода вышли на демонстрацию
с политическими лозунгами свержения
самодержавия, раскидывая пачки сигарет,
чтобы хоть как-то привлечь внимание
передозированных прохожих. Однако, как и
все подобные выступления, всё
закончилось тем, что электроэнергию
отключили аж до Владивостока.
ТРЕТЬИ
ПОСЛЕВОЕННЫЕ ГОДЫ. Начался хаос.
Спиртоналивные суда стояли месяцами в
доках, лишенные топлива. Через месяц
после начала проведения комплекса
реформ, возможность нововведений встала
под сомнение, Столыпин застрелил
Чубайса, и всё это в совокупности,
разумеется, вызвало очередное двойное
повышение цен на табачные изделия.
Действия властей расценивались как
международная провокация; Ирак разорвал
состояние войны с Эфиопией, а Беларусь
вышла из состава Австро-Венгрии и
организации стран ОПЕК.
ПОСЛЕДНИЕ
ДОВОЕННЫЕ ГОДЫ. Куба провозгласила
добровольное присоединение к ОАЭ. Это
вызвало возмущение у ОАЭ, и они
попросили помощи у США, которые, в свою
очередь, перенаправили ядерные ракеты
на Кубу; СССР объявил о торжественном
начале второго Карибского кризиса.
Напряженное положение нарастало в мире
с каждым днем. Третья мировая война
ожидалась со дня на день.
КУЛЬТУРА
И ИСКУССТВО. На фоне этих тревожных
событий в Бразилии заканчивался 34
традиционный чемпионат мира по шахматам.
Однако, в ходе финальной игры Крамник —
Фишер произошел окончательный
экономический спад, и главный приз (пачку
сигарет «Дукат») пришлось заменить на
более дешевый фотоаппарат «Смена»,
поголовье которых к 1937-92 гг. достигло
нескольких миллионов. Чтобы не обидеть
проигравших, в подарок были также выданы
печенья «Финиш».
О
событиях той поры. Из романа
американского писателя А. Пятакова-Серебрянникова
«Из пропасти в ячмень».
Уже
закончилась первая четверть полночи, но
отставной канцлер Германии, Йохан
Брегер не ложился спать: он трудился над
секретными документами, чтобы перевезти
их через границу с Польшей. После
реставрации на его Родине Девятого
Рейха политическая обстановка
непрерывно усложнялась постоянными
выступлениями зеленой хунты под
руководством неутомимого руководителя
немецких экологов Мартина Штурма, что
составляло непосредственную угрозу
режиму Пилсудского.
Единственное,
чего Йохан Брегер не знал о секретных
планах Рейха, был тайный договор о
предоставлении силам люфтваффе
секретных баз по разведению и обучению
морских комаров. Будучи по убеждениям
сторонниками камасутры, они
набрасывались на противника,
зацеловывали его до смерти, а потом в
припадке любви к ближнему умирали сами.
Именно эти твари и поджидали беспечного
Брегера на седьмом терминале таможни
Франкфурт-на-Одере.
Вокруг
лампы усыпляюще крутились ночные
бабочки. Йохан Брегер знал, что это был
знак немецкой разведки, и переводился он
приблизительно так: «в связи с тем, что
вы предали Девятый Рейх, вас придется
уничтожить». Один из мотыльков упал,
видимо, обжёгся и умер. Это был также
знак, соответствующий в «азбуке Гитлера»
(так её называли немецкие десантники)
фразе «Брегер — капут».
Тем
временем в дверь ворвался взвод морских
комаров. Отставной канцлер Германии
быстро сориентировался,
катапультировавшись из собственных
ботинок на второй этаж.
Там
его уже ждали. Молодые агенты британской
разведки Клаус Шлиппельмахер и Антонио
Карлос Хосе-Луис Овьедо-Рибейро, сидя на
пусковых установках ракет типа «земля-земля»
нетерпеливо докуривали главный приз
бразильского шахматного чемпионата; на
столе уже стоял флакон с прозрачной
вонючей жидкостью (видимо, самогоном),
красными, плохо очищенными усеченными
конусами (видимо, морковью) и
многочисленными обоженными
представителями членистоногих
ракообразных (видимо, блюдом креветок). В
стороне виднелось два ящика польского
радиоактивного пива «ŻIVIEC» (один из
них был пустой) и миниатюрная открывашка,
приваренная для удобства к чугунному
пруту длинной в полтора метра. Подойдя к
Брегеру, Шлиппельмахер выпил самогона,
закусил его морковью, сплюнул в блюдо
креветок и недобро предложил: «Пивка
хочешь?». Ответом ему были лежащие на
полу носки и дырка в потолке. Теперь за
немцем гнались и морские комары, и
английские шпионы.
На
третьем этаже было темно, и единственный
лучик лунного света освещал
коммунистический плакат тридцатилетней
давности: «Красота ядерных взрывов
спасёт мир». «Сюда-то мне и нужно», —
подумал Брегер и деловито заткнул
плакатом дырку в полу. Оказавшись, таким
образом, в относительной безопасности,
Брегер облегченно вздохнул, но тут
включился свет, и увиденное потрясло
канцлера до сердечного затмения.
За
накрытом столом двое представительных
джентльменов макали в стаканы с чем-то
красным (видимо, кровью) какие-то
непонятные мелкие предметы (видимо,
сухари) и бросали ими в потолок. Красные
следы постепенно сближались и
образовывали вензель VR, являющий собой
личное достояние правящей королевы.
Джентльмены, без сомнения, являлись
старыми знакомыми Брегера ещё по
Скотланд-Ярду — агентами массада
Шейлоком Холмсоном и доктором Вайсоном (B-eyes-oном
– то есть, по русски, Вглазманом). Хасиды
жарко смеялись, обсуждая очередное
уголовное дело. Холмсон, завидев старого
знакомого, был настолько рад, что
обрызгал красной жидкостью лицо Брегера,
а для общего вида Вайсон кинул в лицо
сухари («Неправда ли, жаркое приветствие?»,
— хотел заметить Вайсон, но передумал).
Начал
Йохан:
—
Как дела? (по азбуке Гитлера: «за мной
гонятся»).
—
Нормально («я помогу тебе»).
—
Не умерла ли Собака? («как?»).
—
Живёт покуда («элементарно»).
—
Замечательно («подробней, пожалуйста»).
—
Пошли, покажу мое новое дело («я указываю
тебе путь к спасению, а тебе ещё и
подробности нужны, идиот»).
—
Пошли («сам такой»).
Зайдя
в соседнее помещение, Шейлок включил
свет и представил новое творение —
машину Уатта. Машина та более всего
напоминала помесь вертолета с паровозом
и беспрестанно выпускала клубы пара.
—
На чем она работает? («кто связной?»).
—
На Уатте («не твое сучье дело, ублюдок»),
– ответил Холмсон и открыл защелку. В
машине и впрямь сидел какой-то
седоволосый старикашка, изо всех сил
вращающий колеса и дёргающий рычаги.
—
Уатт («я тебе этого не показывал»), —
представил он старика и закрыл крышку
обратно.
—
Впечатляет («куда я, твою мать, долечу на
этой развалюхе»).
—
Спасибо («не волнуйся»).
—
Ты мудрый и умный человек, Шейлок («если
я сдохну в этом крылатом дерьме, это
будет твоя вина»).
—
Не стоит, мой друг («ну ты, однако,
неблагодарная сволочь»).
Неожиданно,
в дверь вломились морские комары и
английские разведчики. Брегер немедля
сел в машину, а Шейлок и Вайсон
катапультировались на следующий этаж.
—
Послушайте, Холмсон, но как вы
почувствовали приближение англичан? («Какого
черта, ведь это Брегер должен был
катапультироваться, а не мы?»).
—
Элементарно, Вайсон («а вот потому и
Брегер, что у паровой машины Уатта давно
истёк срок годности»).
— Я
понял («упокой, Господь, душу раба твоего
Йохана»).
В
это время Йохан летел с последнего этажа
на первый, но за короткое время полета
всё, что он успел произнести, это был
последний предсмертный вопль: «Чёрт!!!» («придурки,
предатели, весь массад порежу и убью,
британскую разведку в частности, а
морских комаров им рассую по всем
интимным местам, смотри соответствующие
статьи Потсдамкого соглашения и
Женевской конвенции по правам человека»).
…над
всей Испанией тихо догорало под взрывы
напалма самое безоблачное в Европе небо…
§
2.
НОЯБРЬ,
КАЖЕТСЯ СЕДЬМОЕ. Случившиеся на седьмом
терминале события потрясли
коммунистический мир. Русская
Православная Церковь вышла из
Организации Варшавского Договора, а
сигареты упали в цене в два раза. Наконец,
окончился вывод пьяных русских
делегатов из города Гааги обратно в
Москву. В СССР, при смене власти, корейцы
приняли демократический путь, и
промышленность снова закипела. Кризис в
экономике начал спадать. Страна встала
на путь реформ, что всех устроило.
Карибский кризис прекратился: Куба
стала новым штатом США, на что
согласились все три страны. Наступила
всеобщая мировая стабильность, особенно
рьяно поддерживаемая Китаем,
увеличившим экспорт табачных изделий, в
результате чего их цена опять упала в
два раза.
ВНЕШНЯЯ
ПОЛИТИКА. Британские разведчики были
задержаны и предстали перед
международным трибуналом в Сайгоне.
Морские комары к тому времени вымерли,
ибо возлюбили всех окончательно. Перед
расстрелом оставшихся особей, у них была
изъята упоминавшаяся пачка «Дуката»,
что также снизило международную
напряженность.
МЕЖДУНАРОДНЫЙ
ТРИБУНАЛ В САН-ПАУЛУ. Бразильский
чемпионат по шахматам закончился ничьёй,
и сигареты были розданы поровну Фишеру и
Крамнику, тотчас пожертвовавших свои
награды на поиски агентов моссада
Холмсона и Вайсона, чтобы и они
предстали перед трибуналом. Однако,
беглых шпионов так и не нашли, и процесс
над ними пришлось отложить.
Так,
семимильными пьяными шагами мировое
содружество неудержимо приползало к
вселенской гармонии и прогрессу…
ВИНОВАТ,
НЕ ВИНОВАТ (сцена о нравах среднего
класса)
Турция,
Анталия. Отель «Марко Поло». Отец, мать и
сын сидят на диване в гостиничном номере;
мать вяжет, отец чешет затылок, сын
ковыряет в носу.
ОТЕЦ.
Ну и жара же летом в Турции!
МАТЬ.
Ага.
Пауза.
ОТЕЦ.
В следующий раз поедем в сентябре.
СЫН.
Я не поеду!
ОТЕЦ.
Поедешь.
СЫН.
Но у меня школа, я учусь. Я же не виноват,
что у меня школа.
ОТЕЦ.
А я не виноват, что не переношу жару.
СЫН.
Ну, я тоже не виноват, что ты не
переносишь жару.
Пауза.
СЫН.
А вообще-то это ты виноват, что не
переносишь жару.
ОТЕЦ.
Это почему?
СЫН.
А потому, что у тебя организм слабый.
ОТЕЦ.
Ну, тогда ты взаимно виноват, что учишься.
СЫН.
Где доказательства?
ОТЕЦ.
Потому что учишься.
СЫН.
Ну, тогда ты виноват, что меня родил.
ОТЕЦ.
Я тебя не рожал.
СЫН.
Тогда мать.
МАТЬ.
Ага.
Пауза.
ОТЕЦ.
И всё-таки мы не виноваты, что не
переносим жару.
СЫН.
Тогда я не виноват, что учусь.
ОТЕЦ.
А я вдвойне.
СЫН.
Втройне.
ОТЕЦ.
Вчетверне.
СЫН.
В пять раз.
ОТЕЦ.
В шесть.
СЫН.
В семь.
МАТЬ.
Ага.
Пауза.
ОТЕЦ.
Ладно, чёрт с вами. Виновата и школа, и
жара, но не мы.
СЫН.
И Турция.
ОТЕЦ.
И Турция, ладно уж.
МАТЬ.
Ага.
Все
продолжают заниматься тем же, чем
занимались и раньше.
Пауза.
Занавес.
СТЕНОГРАФИЯ
(записки, найденные на обоях)
Запись
№ 1, одна минута, два часа.
Меня
привели в тесную комнату, где много
разных безделушек. Я сижу на большом
стуле, пялясь на них и на то, что меня
окружает.
Передо
мной занавесь с коричневыми цветами на
синем фоне. Нет, не красиво… может,
сорвать?
Всё
сорвал. Нет, за ней — решётка, она ещё
страшнее, лучше повешу обратно… (запись
стёрта).
Запись
№ 2, двенадцать минут, два часа.
Давно
не чистил зубы. Кажется, в волосах
завелись какие-то животные. Крысы,
наверное… (запись стёрта).
Запись
№ 3, четырнадцать минут, пять часов.
Обои
оборваны. Почему? Почему наше
правительство об этом не позаботилось? И
на этих позорных обоях приходится
писать!
И
всё-таки занавесь некрасивая, но что я
могу поделать… (запись стёрта).
Запись
№ 4, девятнадцать минут, четыре часа.
Есть
хочется, да нечего. Обои невкусные и
шторы тоже, а вот крысы… да, пожалуй, их
только и можно… (запись
стёрта).
Запись
№ 5, двадцать три минуты, три часа.
Слышно,
как за стеной кто-то играет на
фортепиано. Мелодию, правда, различить
не могу, лишь отдельные звуки… высокие
ноты… (запись
стёрта).
Запись
№ 6, двадцать девять минут, три часа.
Не
знаю, сколько времени прошло… я по-прежнему
смотрю на капли, падающие с потолка.
Пытаюсь напеть мелодию фортепиано… (запись
стёрта).
Запись
№ 7, тридцать шесть минут, два часа.
За
решёткой темно, слышно, что идёт дождь,
вон светится фонарь. Ну вот, погас… нет,
снова, снова есть… опять… всё, больше
нету… (запись стёрта).
Запись
№ 8, сорок две минуты, четыре часа.
Свет
на моей руке, он из окна. Неужели, дождь
прошёл… где-то часы тикают… (запись
стёрта).
Запись
№ 9, сорок девять минут, пять часов.
Тикают
часы… (запись стёрта).
Запись
№ 10, пятьдесят три минуты, шесть часов.
Я
сижу в углу. Холодно. Придётся снять
занавесь и укрыться ей… (запись
стёрта).
Запись
№ 11, пятьдесят восемь минут, девять
часов.
Безделушек
стало больше. Кто-то плачет…
Так
это же я плачу! Хотя я уже расхотел, лучше
безделушки рассматривать буду… (запись
стёрта).
Запись
№ 12, шестьдесят четыре минуты,
одиннадцать часов.
Надоело!
Душа болит! Кто в этой комнате
управляющий? Надо попросить книгу жалоб.
Беспредел… (запись стёрта).
Запись
№ 13, шестьдесят шесть минут, один час.
Тишина…
(запись стёрта).
Запись
№ 14, шестьдесят семь минут, два часа.
Ха.
Безделушкам конец. Я их выкинул из их
угла в другой; там они в гостях, там им
неуютно… (запись
стёрта).
Запись
№ 15, семьдесят минут, девять часов.
За
окном темно, а, может, эта комната — это
просто чёрная бумага, которой закрыто
окно… (запись
стёрта).
Запись
№ 16, семьдесят одна минута, десять часов.
Ладно,
думаю, пора домой… дверь всё равно не
закрыта… зубы болят… всё… (запись
стёрта).
Запись
№ 17.
Здесь
был Вова!
26
августа 2001 года,
тридцать
восемь минут, девять часов.
ОРИГАМИ
(в соавторстве с Алексеем Караковским)
Как
листопаден и задумчив чрезмерный
СЕНТЯБРЬ, также и ОКТЯБРЬ задумчив и
чист в недостаче достатка своего обилия.
Грустно. Как же грустно листопадить в
окно в пустоты осени, в пустоты старости…
Я буду бросаться листовками листвы в
зияние окна, чтобы наполнить воздух
суетной жизнью моей. Всё же это лучше
тишины полуистлевших потерянных
четвергов и пятниц…
Жизнь
холодеет с каждым новым листопадом. Дни
однообразничают. Каждую новую минуту
ищешь чего-нибудь особенного, но
находишь только прежнее, и не более того.
Утро
отрезается от ночных сновидений ударом
стального ножа подъездной двери,
снабжённой болтливым и не очень
работящим домофоном. Железное
порождение Вавилона недовольно скрипит,
но всё же подчиняется утренним хлопотам.
Неприветливый пейзаж поворачивается
черной волосатой спиной голых деревьев.
Моим рукам холодно без перчаток, но это
всё равно. Синхронные движения ног,
минутная задержка у неизбежности
светофора — и вот она, знакомая,
геометрически совершенная рухлядь
автобусной остановки, а рядом — твой
лучший ненавистный друг, приветливое
Ожидание с расписанием автобусов в
мягких, душегубительных руках. Оно
улыбается и ломает тебе ноги… к счастью,
это только случайная дремота.
Автобуса
нет так долго, что, кажется, умрёшь, когда
он появится. И когда он гордо выплывает
из-за горизонта, ты действительно
умираешь, но сразу же воскрешаешься,
потому что ехать-то надо… сомкнутый в
прессе парадных врат ковчега ты, как
никогда, напоминаешь кленовый лист,
выброшенный намедни тобой из окна
одиннадцатого этажа…
Селевой
поток алчных пассажиров давит тебя
снаружи, права твои резко ущемляются.
Хочется сложиться в оригами или заплыть
в расщелину, с интересом думая, когда
сила напора архимедовых тел превысит
силу натяжения поверхности автобусного
окна… а в окне… в окне… воздух в окне,
вот что.
Начинается
печальный осенний дождик; мотор
автобуса перестраивается на джазовую
импровизацию фа-мажор; мысли же и вовсе
приобретают характер сентиментальный,
сугубо безответственный, скорбящий о
потерянном и не прельщённый сущим. В
общем, уже не пессимизм, ещё не оптимизм,
а так, лёгкая грусть и ненавязчивая боль
в пятке, отдавленной вон той уродиной…
то есть, конечно, не уродиной, а
прелестной, патриотически настроенной
кондукторшей, собирающей деньги за
проезд во укрепление экономики родной
страны. Светлые её глаза полны
безотчётно преданной уверенности в
победе процветания, отчего ещё больше
хочется дать ей в рыло и выйти на
следующей остановке… но популяция
пассажиров перевешивает; нужно
двигаться дальше.
Едучи
в автобусе под музыку Дюка можно увидеть
кавказского юношу, по горбинку на носу
напичканного фейхоа; девушку, спящую в
полуприслонении к запасному колесу от «Икаруса»,
с трудом помещающемуся в старом «ЛиАЗе»;
ещё не старую, но уже хищную женщину,
зорко выглядывающую возможный плацдарм
для мягкой посадки; немолодого мужчину с
истерически визжащим мобильным
телефоном-сплетником; но, в сущности, всё
это — только обложка журнала, спящего в
чьих-то заботливых руках.
Тучи
постепенно рассеиваются, дождь
прекращается, солнце нежно и ласково
освещает заднюю часть автобуса, включая
спящую на икарусном колесе девушку, но
тут (о, конечность скитаний!) наступает
завершающая фаза маршрута и смещение
воображаемого пространства провоцирует
сдвиг вектора силы выталкивания вдоль
наружу по всем направлениям.
…Девушка
удивлённо просыпается в пустом автобусе
с доброжелательно распахнутыми дверями.
Солнце дымкой изморози на окнах слабо
туманит кремовое утро. Идти бы надо, да
только всё равно время ушло, и не догнать
его, и не попросить вернуться… только
смятое оригами втоптано в грязь днища
автобуса, только оригами… зачем
торопиться…
Цикл
написан в пос. Родники,
на
мансарде дома № 12 по Морской улице.
ВИНОГРАД
# АЗБУКА ГИТЛЕРА # ВИНОВАТ,
НЕ ВИНОВАТ (сцена о нравах среднего
класса) # СТЕНОГРАФИЯ (записки,
найденные на обоях) # ОРИГАМИ
|
